– Я абсолютно спокоен!

– Ну, ну... Отвечайте только да или нет: прекратите ли вы бить свою жену?

– Будь я проклят, если смогу ответить на такой вопрос!..

– Ну, ладно. Пока вы думаете о жене и о среде, скажите, кто же бреет цирюльника?

Генерал резко рассмеялся.

– Парадоксы! Вы хотите начинить его парадоксами, чтобы он боролся с ними?

– Если так поступить с компьютером, то он просто перегорит, как только столкнется с парадоксом, если только его не запрограммировали на отключение.

– Предположим, что он решится на разобщение?

– Разве это меня остановит, – доктор указал на другую машину. – И для этого у меня есть средство.

– Но как вы узнаете, какие парадоксы ему подсунуть? Те, что вы сказали мне...

– Их – нет. Помимо всего прочего они существуют только в английском и еще нескольких аналитических языках. Парадоксы существуют в лингвистической манифестации языка, которым они выражены. В парадоксе об испанском цирюльнике слово «все» и заключает в себе противоречие. То же самое и в других парадоксах. Лента, которую послала мне Ридра, содержит грамматику и словарь Вавилона‑17. Удивительно! Это наиболее аналитический из всех существующих языков. Но это одновременно означает и огромное количество парадоксов, поистине изумительных парадоксов! Ридра заполнила конец ленты наиболее остроумными из них. Мозг, ограниченный Вавилоном‑17, эти парадоксы сожгут или...

– Или заставят установить связи с другими частями мозга! Понимаю. Ну, начинайте!

– А я уже начал две минуты назад.

Генерал посмотрел на Батчера.

– Но я ничего не вижу.

– И еще минуту ничего не увидите, – доктор манипулировал какими‑то рычагами и переключателями. – Система парадоксов, которую я вбиваю ему в мозг, сначала должна прорваться через внешнюю оболочку его коры.

Внезапно рот Батчера открылся, обнажив зубы.

– Начинается, – сказал доктор.

– А что происходит с мисс Вонг?

Лицо Ридры тоже было искажено.

– Я надеялся, что этого не случится, – вздохнул доктор Т'мварба. – Но... Они в телепатическом контакте.

Стул Батчера затрещал. Ремень, крепивший его голову к спинке, ослаб, и великан ударился затылком о металл.

Ридра закричала от боли. Ее испуганные глаза открылись и уставились на доктора.

– О, Моки, как больно!

Один из ремней, удерживавших руки Батчера, лопнул со звоном. Взлетел огромный кулак.

Доктор Т'мварба поспешно нажал какую‑то кнопку. Белый свет сменился желтым, Батчер расслабился.

– Он лишился... – начал было генерал, но остановился – Батчер тяжело дышал.

– Выпусти меня отсюда, Моки, – донесся голос Ридры.

Доктор Т'мварба нажал другую кнопку, и ремни, стягивающие ее тело с треском раскрылись. Ридра вскочила и побежала к Батчеру.

– Его тоже?

Она кивнула.

Доктор снова нажал кнопку и Батчер упал на руки Ридры. Под его тяжестью она опустилась на пол и начала делать ему массаж.

Генерал Форестер держал их под прицелом своего вибропистолета.

– Итак, кто же он и откуда?

Батчер снова начал заваливаться, но успел ухватиться руками за спинку стула, удержался и тяжело приподнялся.

– Най... – начал он. – Я... я... Найлз Вер Дорко, – голос его утратил жесткость. Он стал немного выше и был окрашен легким аристократическим акцентом. – Армседж. Я родился в Армседже... И я... я убил своего отца!

Дверная пластина скользнула в сторону. Завоняло дымом и горячим металлом.

– Что это там за запах? – спросил генерал Форестер.