— Со мной ему нельзя, я — охраняемый объект, — заявляет с деланной гордостью, чем снова заставляет меня улыбнуться.
Затем начинает издалека:
— Знаешь, в какой-то умной книжке было сказано, что человек, перечисляя что-либо, интересующую позицию назовёт последней, и только в том случае, если хочет скрыть свой интерес к ней.
— Ты о чём?
— О твоём вопросе преподу, — поднимает брови, изображая «многозначительность» во взгляде.
И мне не становится не по себе, наоборот: очень хочется «раскрыться».
Лурдес — тонкий психолог, прирождённый манипулятор и мисс Проницательность — бросает мне наживку:
— Знаешь, я влипла. Очень много лет назад. Думала, пройдёт! Но ни фига… который год уже, «а воз и ныне там».
— Какой воз? — уточняю.
— А! Это из басни. Из русской. Ты ж не знаешь, — улыбается. — Короче, люблю я чужого парня. И не просто чужого, а того, с которым встречается моя любимая сестра. И вот будь она хотя бы немного стервой, я бы не запаривалась… и он дааавно уже был бы моим!
Тут она самоуверенно морщит брови, давая мне понять, что в её способностях даже сомневаться не стоит.
— Но фортуна не на моей стороне: Соня — добрая ранимая душа. Мало того, ещё и обиженная судьбой. Братец, блин, постарался, — кривится, и за гримасой я успеваю разглядеть искреннюю боль о близком человеке. — У нас ведь как получилось, мой брат Эштон, он только мне брат, а для Соньки — потенциальный партнёр. И он её вроде как… изнасиловал.
— Что? — не успеваю скрыть свой шок.
— Дааа, — тянет, поджимая губы. — Ну, никто доподлинно не знает, что у них там вышло. Но ничего хорошего, это точно.
Лурдес смотрит в окно невидящим, затянутым пеленой воспоминаний взглядом. Наживка переродилась в потребность излить душу:
— Всё сложно у нас, причём у всех. Соня до сих пор и несмотря ни на что любит его. Эштона, — уточняет, коротко взглянув на меня, словно желая убедиться в том, что я всё ещё здесь. — И живёт с Антоном. А я кроме Антона вот уже семь лет никого больше не вижу. Я — как мой папа, а он у нас — моногам.
— Твой папа кто?
— Однолюб. За всю свою жизнь влюблялся только раз, с первого взгляда и сразу до беспамятства.
— Тогда я тоже — моногам, — сознаюсь.
— Оу… — вытягивает лицо. — И в кого же ты так безнадёжно втрескалась?
— Не важно. Продолжай! Ты так интересно рассказываешь о своей семье. А главное, столько подробностей знаешь о своих родителях и их личном.
— А, это папа! Он любитель поговорить на эту тему и поведать душещипательную историю своей Большой любви. Правда, рассказывает только нам, детям, а больше никому! А вот маман, мисс «Скрытность», редко говорит, но зато, только не смейся, книгу пишет! Ха-ха! Представляешь? Моя маман — писатель! Обхохочешься!
— Почему? Это же здорово! — я и впрямь так считаю.
— Да потому что мама моя — математик мозговыносоед! Её студенты как чёрта боятся, такая строгая! И тут вдруг взялась писать про свою любовь… смех, да и только!
— Наверное, у неё была особенная любовь?
— Не была, а есть. Обитает по сей день под боком, Алексом звать. Это папенька мой, — сперва смеётся, потом внезапно становится серьёзной. — Ну, ей, на самом деле есть, что рассказать. История у них длинная, необычная и… сильная. Да, именно сильная: о большом и нерушимом чувстве, пронесённом через жизнь, беды и невзгоды, глупости, потери, несчастья и огромное, просто огроменное счастье, в котором родилась я. |