История у них длинная, необычная и… сильная. Да, именно сильная: о большом и нерушимом чувстве, пронесённом через жизнь, беды и невзгоды, глупости, потери, несчастья и огромное, просто огроменное счастье, в котором родилась я. Я — их кульминация! — сообщает с гордостью и звонким смехом.
— Очень достойная кульминация, нужно сказать! — тоже смеюсь. — А почему трудности, если любовь с первого взгляда?
— Ну, маман у меня специфическая личность: в юности она не согласилась стать женой отцу, потому что он не удовлетворял её требованиям безопасности, — подмигивает.
— Это как?
— А так, — Лурдес толкает свой смартфон, он скользит по гладкой поверхности стола и врезается в мою руку.
На экране я вижу фото мужчины, и у меня, надо сказать, несдержанная реакция:
— Кто эта модель?
— Это не модель, это мой отец. Здесь ему тридцать пять, и по моему скромному мнению, именно в этом возрасте он был на пике, так сказать, своей привлекательности, пока не поседел.
— Он сейчас седой?
— Не полностью, но частично да. Возраст, во-первых, а, во-вторых, поседеть ему пришлось вскоре после того, как была сделана эта фотография — маму несколько раз ударили в живот ножом, а она как раз была беременна. Ребёнок погиб и мама почти — отец её вытащил и выходил.
На фото изображён человек не просто безупречной внешности, в нём выдающаяся сексуальность. Причём в таком объёме, что глаза, скользящие по его идеальным чертам, волосам, плечам, отрываются с трудом. И сложно сказать, что именно имеет такое воздействие: его необыкновенно красивое лицо или взгляд. Лурдес почти точно скопировала своего отца (в женской вариации) и даже шарм, но не глубину во взгляде. Странно смотреть и поражаться настолько необыкновенной мужской красоте и слушать историю его жизни, узнавать о пережитых бедах и трагедиях.
Лурдес показывает другое фото, где мужчина выглядит уже намного старше, он носит очки и от висков и дальше к затылку у него частично седые волосы. Он улыбается широченной улыбкой и указывает пальцем на нечто, чего не видно в кадре.
— Эту фотку я сняла примерно два года назад, до того, как родители уехали в Израиль. Рожать.
— Рожать? Сколько им лет?
— Матери было сорок девять. Отцу пятьдесят. Сейчас — на два года старше.
Мои глаза округляются, а Лурдес закатывает свои:
— Дааа! Я отношусь к этому точно так же. Мать, блин, на сносях на старости лет! Я сама чуть не ошалела, когда узнала!
Я рассматриваю фотографию внимательнее и вдруг узнаю на ней знакомое лицо — не раз его встречала в журналах и на телевидении.
— Твой отец известная личность?
— Что-то вроде. Эй, красавчик! Можешь уделить мне минуточку? — машет официанту, профессионально «щуря глазки».
Лурдес заказывает себе ещё чашку кофе.
— Ещё по кофе?
— Нет, мне хватит.
— Давай с коньячком!
— А здесь и такое есть?
— Здесь, как и везде, только кофе, а коньячок у меня с собой!
Вынимает из своей студенческой брезентовой сумки крохотную бутылочку:
— Одна ложечка, а вкус с обычного в момент меняется на волшебный!
Я отвечаю улыбкой на изображающее неземное наслаждение лицо моей новой подруги и соглашаюсь на кофе с коньяком. Правда вливала его Лурдес совсем не по ложечке, а от души.
— Ну, так вот, никто кроме меня не догадывался об их «сюрпризе»!
— А ты как узнала?
— Не поверишь, случайно. Говорила с матерью по скайпу и вдруг поняла, что уже несколько месяцев не видела её в полный рост. |