— Боже, Лурдес! Как хорошо! Как же хорошо в твоём доме! — хоть шёпотом и на ухо, но выплесну, по меньшей мере, часть своего восторга.

— Ну вот, видишь! Я же говорила, а ты ещё упиралась!

— Не хотела мешать вам, но теперь вижу, что это невозможно. Никто и ничто не способно изменить что-либо в этом доме! В твоей семье!

— Ты и права и нет одновременно: эти стены видели очень многое. Здесь было и есть много счастья, но и несчастье пожило в этом доме достаточно. Твои беды обзавидовались бы, узнай, что именно здесь происходило. Я вот что поняла: принято говорить «На всё воля Божья», но это не так! Совсем не так! Кто хочет, тот добивается! И не важно, что это — успех в карьере или счастье в любви — трудности есть всегда и во всём. Но не все хотят их преодолевать. Ты понимаешь, ваша с Дамиеном проблема очень сложная, но разрешимая. Важно только одно — чтобы выход искали двое, а не один. У вас пока не получается, потому что идёте навстречу друг другу, а должны — в одном направлении, и взявшись за руки. Когда его ломало, ты проявила твердолобость и чёрствость, когда тебя — он оказался слеп. Вы уже многое потеряли, но ещё не всё: оба живы, оба ходите по земле, оба дышите и оба всё ещё так же безмерно любите друг друга.

— Он любит свою семью и сына — я видела, я знаю, — прерываю её со всхлипом.

— Нет! Не видела и не знаешь! Надумала, насочиняла. А правда в том, что скрыто от твоих глаз и даже твоего сердца. Я видела его глаза, Ева! И поверь, этот взгляд мне ни с чем не спутать — я вижу всю свою жизнь такое же точно безумие в отцовских! Он тоже однолюб, как и твой Дамиен. И у него были сотни женщин, но он погибал, пока та единственная, которую он ждал всю жизнь, не протянула ему свою руку.

Моё сердце колотится от её слов, а Лурдес со вздохом добавляет:

— Только в вашей паре роли распределись иначе: тебе нужна его рука, потому что он без тебя живёт, а ты без него не можешь.

Я уединяюсь в библиотеке у окна — не привыкла к такому количеству людей и детского шума. Мне только нужно перевести дух, дать тысячам новейших эмоций осесть.

Первым в мою обитель врывается Эштон — средний брат Лурдес, он же — муж её сестры. Они — одна семья, но не брат и сестра, в их любви нет препятствий. Почти сразу за ним в библиотеку вбегает Софья, они запойно целуются, не замечая ни меня, ни вообще чего-либо вокруг. Их нетрудно понять наслаждаются редкой передышкой от детей, пользуясь родительской помощью. Я не хочу их прерывать, поэтому никак не выдаю своего скромного присутствия.

После сладкой парочки ко мне забегают дети — Амаэль и Айви, а сразу вслед за ними Алекс. Он призывает малышей к порядку и замечает меня.

Отец Лурдес очень необычный человек. Начиная с совершенно не соответствующей возрасту внешности и заканчивая необыкновенной энергетикой. Он словно притягивает к себе, и даже не как магнит, а как ускоряющаяся центробежная сила — чем больше его узнаёшь, тем сильнее жаждешь общения, любого, даже самого малого контакта.

Когда он подходит ко мне, я от страха перестаю дышать, но уже через минуту погружаюсь в спокойное море его тепла и мягкости. У Алекса очень красивое лицо и руки, на шее татуировка — Valery. Она там не просто так, Лурдес рассказывала, что в молодости женщины не давали ему прохода, поэтому он «пометил себя» именем жены. Написал на самом видном месте, что принадлежит только одной женщине. Сейчас ему чуть больше пятидесяти, но выглядит он сорокалетним. Если бы не частично седые волосы, я бы подумала, что он ещё моложе.

— Ненастоящее Рождество — снега нет, — мягко улыбается.

— В жизни много ненастоящего, приходится мириться, — отвечаю.

— Не всегда стоит это делать.