Странноватая дама молча кивает головой:

— Их придумал Сатана, не иначе!

— Да, — вздыхаю, — шума от них много, особенно по ночам. Но они как вены для страны — кормят самые отдалённые её части. Северные территории…

— Да! — она снова кивает. — Они нужны! Но людям стоит держаться от них подальше.

Её глаза переключаются с моего лица на живот:

— Не бойся. Тебе люди помогут.

— Думаете? — спрашиваю, просто чтобы спросить.

Вновь получаю уже знакомый лёгкий кивок головой:

— Каждый хочет прикоснуться к благости рождения новой жизни. А вокруг тебя много хороших людей. Они помогут.

Это самые трезвые и ясные слова из её уст, но… мне становится не по себе. Старуха словно чувствует это, медленно поднимается и, бросив напоследок: «Не ходи по венам!», удаляется, прихрамывая на одну ногу, удерживая костлявой рукой бирюзовую сумку с кормом для птиц.

Последние дни зимы выдались на редкость солнечными в наших краях. Я решила провести воскресенье на воздухе — мне нужно гулять. Утром съездила на кладбище к родителям, отвезла цветы — маки от меня, белые розы от Дамиена. Посидела с ними немного, попросила прощения за свой проступок и за то, что их внучка, скорее всего, родится больной.

Но, сидя в февральской тишине и глядя на игру рассеянных сквозь сосновые ветки солнечных лучей, я вдруг осознаю главное — как сильно люблю своего ещё не родившегося ребёнка. Пусть он «неправильный», пусть зачатый в грехе, но он мой, и он от любимого мужчины.

Грех и любовь в одном флаконе. Что мне дали, то и взяла. Могла ли отказаться? В теории — да, но на практике — никогда.

После кладбища еду на берег Западного Ванкувера — это единственное место, где можно увидеть «открытую» воду, все остальные заливы слишком узкие и уродливо промышленные.

Оставляю машину на бесплатной парковке — мне нужно экономить. Путь от неё до пляжа и набережной длинный: нужно пройти небольшой парк, бейсбольные стадионы и в самом конце железнодорожные пути. Но мне много ходить полезно и всё ещё легко, хотя живот уже довольно большой и его не скроешь даже под курткой.

В это воскресенье я беру от жизни всё лучшее, что она может мне дать: ещё один день, хорошую погоду, солнечный свет, радость приближающегося материнства и любовь к растущей во мне дочери. Я даже позволяю себе скромный пятичасовой ланч в небольшом безлюдном ресторанчике на берегу, предварительно убедившись, что цены не потопят мою финансовую лодку.

Я улыбаюсь, потому что счастлива, живу, дышу, существую.

На обратном пути тороплюсь — уже почти стемнело.

Увидев ещё издалека огни железнодорожных фонарей, внезапно вспоминаю зловещее «берегись вен», и сердце разом отзывается тревогой. Удар, и я отлетаю на зелёный газон, местами покрытый в зимнее время гигантскими лужами. Мне трудно дышать и шевелиться, однако мои глаза успевают увидеть удаляющуюся белую машину — Лексус.

Опускаю голову на траву и смотрю на тёмно-синее небо с уже виднеющимися звёздами.

Спустя время ко мне подбегает мужчина с собачкой. На его лице ужас. Я вижу и понимаю: он мечется между желанием помочь и страхом прикоснуться.

— Я уже позвонил в 911… - раз десять повторяет.

Странно, но я не чувствую боли. А странно потому, что у меня кровь. Везде: на руках, стекает по ногам, между них, проступает сквозь одежду.

Парамедики приезжают быстро.

Меня спрашивают:

— У вас есть родственники? Друзья? Кому позвонить?

И я отвечаю:

— У меня никого нет.

— С кем вы живёте?

— Я одна.

— Где работаете?

На этом вопросе я теряю интерес к беседе.