Мальчика нет всего несколько часов. Он мог загуляться, забыть про время…
— Нет, — помотала курчавой головой она. — Только не он. Он очень обязательный! Всегда делает, как я скажу!
— До поры до времени, поверьте. У каждого пацана наступает однажды возраст безумного идиотизма. Может быть, пришла его очередь. Вы правильно сделали, что пришли сюда, полиция подтянется позже, а пока…
— Внимание! — сказал я громко, выключив музыку и постучав мерной ложечкой по бокалу. — Важное сообщение. У этой женщины (вы все её знаете, это ваша школьная учительница) пропал ребёнок. Скорее всего, ничего страшного не случилось, но лучше бы так было и дальше. Поэтому я прошу вас, вас всех, припомнить, не видел ли сегодня кто-нибудь этого мальчика. Вы наверняка в курсе, как он выглядит, обойдёмся без описаний. Итак, кто что может сказать?
Направленные на меня взгляды потухли, люди разом отвели глаза, отвернулись, уставились в свои стаканы и рюмки, зачиркали зажигалками, закуривая. В нашу сторону обращены одни затылки. Что творится? Если пацана никто не видел, то должна быть рефлекторная отрицательная жестикуляция — покачивание головой, пожатие плечами, разведённые руки, сочувственные заинтересованные взгляды с оглядкой на соседей. Заткнуться и отвернуться, как будто я не обратился к ним с просьбой, а внезапно громко пёрнул — мягко говоря, нетипичная реакция в таких случаях. Сидящие у стойки быстро допивают, кладут деньги и идут к выходу. Сидящие за столами начинают собираться.
Что тут происходит, чёрт побери?
— Я не понимаю, — жалобно говорит Училка. Глаза её быстро наполняются слезами.
— Так, — сказал я громко и чётко. — Бар закрывается досрочно. Прямо сейчас. Допивайте и выметайтесь, или оставайтесь и помогите искать ребёнка.
Ни один не остался. Ни один.
Глава 16. Водила Гамбургер
— Мы потеряли до черта денег, — мрачно сообщила Швабра, глядя как клиенты покидают бар. — А такой жирный был вечер…
— Это единственное, что тебя смущает? — спросил я, собирая посуду.
— То, что в городе одни бессердечные говноеды, для меня не новость.
— Ты тоже тут живёшь, — напомнил я.
— И я не подарок. Что будем делать?
— Где вы в последний раз видели сына? — обратился я к Училке.
— Дома, утром, — всхлипнула она.
— Давайте прогуляемся к вам домой. Надо же с чего-то начинать. Ну, и вообще, вдруг он уже вернулся?
Увы, небольшой чистенький домик пуст, окна темны.
— Дом принадлежит вам?
— Город выделил как учительнице. Мне тут не принадлежит ничего…
Одноэтажный коттедж, три комнаты и столовая-гостиная-кухня. Ванная. Кладовка. Очень чисто, умеренно уютно, везде идеальный порядок. Даже в детской.
— Здесь ничего не изменилось с утра? — спросил я, оглядывая помещение.
Аккуратно заправленная узкая кровать. На столе чистота, на полке учебники и тетради — видимо, Училка занимается с ним сама. Игрушки не разбросаны, а расставлены на специальном стеллажике. Конструкторы. Машинки. Электрическая железная дорога. Ни одного завалящего пистолетика, что для мальчика слегка странно.
— Нет, я слежу, чтобы он всё ставил на место…
— Одежда? Обувь? В чём он ушёл? Посмотрите, пожалуйста.
Училка раскрыла створки встроенного шкафа — внутри него, как и следовало ожидать, ничего не валяется скомканным и не распихано по углам. Рубашки на вешалках, футболки сложены квадратиками на полках, бельё разложено по пакетам.
— Всё тут, кроме того, что было на нём.
— И это?..
— Джинсовые шорты. Белая майка. Обувь в прихожей, надо посмотреть…
Оказалось, что все пацанячьи кеды-кроссовки-сандалии на своих местах. |