Изменить размер шрифта - +

– Серьёзно? – говорит он. – Хотела спасать людей? И…

– И убила, да. Спасибо за напоминание.

– Почему?

– Почему убила?

– Нет, почему врачом? – его внезапный интерес застаёт меня врасплох.

– Я хотела изучать психологию, научиться понимать, почему люди поступают так, как поступают.

Мир не отвечает, однако в уголках его глаз собираются едва заметные морщинки, намекая на… грусть?

– Никогда не хотел изучать закон, – он смотрит на свой бокал, ведя кончиком пальца по кромке стекла, – но отец принял решение за меня. У него всегда был план, у меня никогда.

– Никогда не видела своего отца.

– Может, тебе повезло.

– А чего хотел ты?

– Какая разница? – с внезапным отвращением он отталкивает бокал, и тот оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего. И рука Мира оказывается в нескольких сантиметрах от моей – ближе, чем когда либо. – Куда проще быть тем, кем хотят тебя видеть люди. Тебе как никому другому это должно быть известно, огонёчек.

Его слова обжигают. «Это больно», – хочется мне сказать. «Жизнь – это больно», – хочется, чтобы Мир ответил, чтобы понял. Но может ли он? У него есть дом, друзья, семья. У меня же не осталось никого, ради кото стоит жить.

Наша беседа затихает, и лишь ветер теперь шепчет вокруг, принося запах дождя издалека. Развернувшись, я упираюсь спиной в парапет и внезапно понимаю, что узнаю здание. Когда мы вошли в подвал клуба со стороны переулка, у меня не было возможности его хорошенько рассмотреть, но сейчас я уверена, что ходила мимо раньше и даже бывала внутри. Это и правда библиотека. Историческая библиотека Сент Дактальона. «О о». Теперь я поняла шутку.

Уже поздно, ни в одном из окон не горит свет, и мой взгляд крадётся выше, выше, выше, к самой крыше на фоне неба без звёзд. Там что то двигается. Я прищуриваюсь, ожидая увидеть ворону или голубя, но… Это больше, чем птица. И клубится, как дым. Мгновение, и на краю крыши стоит человеческая фигура. Глядит прямо на меня.

Мгновение, и мне снова холодно.

«Смерть просто так не отпускает тех, кто принадлежит ей».

Мгновение, и ничего нет.

«Твой выбор…»

Пугливая дрожь бежит по позвоночнику. «Нет, не может быть». Обеспокоенно кошусь на Мира, но он по прежнему рассматривает реку, и его зрачки заволокло туманом раздумий.

– Кое кто однажды сказал, что Влад – демон, – вспоминаю я выдумки Татии.

Мир поворачивает голову и – наконец то! – смотрит мне прямо в глаза. Под тяжестью его бездонного взгляда я нехотя сглатываю.

 

 

Крошка, крошка,

Ты спишь?

 

Приходи к реке,

Приходи при луне;

Иди шагами тихими, –

Мы играем с мёртвыми.

 

Крошка, крошка,

Ты видишь то, что и я?

 

Река тиха,

Река быстра,

Мёртвые надеются перейти её зря.

 

Река – наша кровь,

Наш огонь и наш прах,

Испепелит твои тайны, оставит лишь страх.

 

Крошка, крошка,

Ты что же, умрёшь у меня на глазах?

 

(утерянная страница гримуара «Серебряный мак»,

автор неизвестен)

 

Пролог

Огонь исчез, и теперь вокруг лишь тьма.

Всё ещё помню едкий дым, просачивающийся в лёгкие, помню кольцо пламени, чьи языки угрожали слизнуть мою кожу. Мир вокруг горел, а боль сводила с ума. И единственный, кто мог мне помочь, кто мог спасти, лишь наблюдал – без тени сомнения, без сожаления.

Огня больше нет.

Быстрый переход