– Серьёзно? – говорит он. – Хотела спасать людей? И…
– И убила, да. Спасибо за напоминание.
– Почему?
– Почему убила?
– Нет, почему врачом? – его внезапный интерес застаёт меня врасплох.
– Я хотела изучать психологию, научиться понимать, почему люди поступают так, как поступают.
Мир не отвечает, однако в уголках его глаз собираются едва заметные морщинки, намекая на… грусть?
– Никогда не хотел изучать закон, – он смотрит на свой бокал, ведя кончиком пальца по кромке стекла, – но отец принял решение за меня. У него всегда был план, у меня никогда.
– Никогда не видела своего отца.
– Может, тебе повезло.
– А чего хотел ты?
– Какая разница? – с внезапным отвращением он отталкивает бокал, и тот оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего. И рука Мира оказывается в нескольких сантиметрах от моей – ближе, чем когда либо. – Куда проще быть тем, кем хотят тебя видеть люди. Тебе как никому другому это должно быть известно, огонёчек.
Его слова обжигают. «Это больно», – хочется мне сказать. «Жизнь – это больно», – хочется, чтобы Мир ответил, чтобы понял. Но может ли он? У него есть дом, друзья, семья. У меня же не осталось никого, ради кото стоит жить.
Наша беседа затихает, и лишь ветер теперь шепчет вокруг, принося запах дождя издалека. Развернувшись, я упираюсь спиной в парапет и внезапно понимаю, что узнаю здание. Когда мы вошли в подвал клуба со стороны переулка, у меня не было возможности его хорошенько рассмотреть, но сейчас я уверена, что ходила мимо раньше и даже бывала внутри. Это и правда библиотека. Историческая библиотека Сент Дактальона. «О о». Теперь я поняла шутку.
Уже поздно, ни в одном из окон не горит свет, и мой взгляд крадётся выше, выше, выше, к самой крыше на фоне неба без звёзд. Там что то двигается. Я прищуриваюсь, ожидая увидеть ворону или голубя, но… Это больше, чем птица. И клубится, как дым. Мгновение, и на краю крыши стоит человеческая фигура. Глядит прямо на меня.
Мгновение, и мне снова холодно.
«Смерть просто так не отпускает тех, кто принадлежит ей».
Мгновение, и ничего нет.
«Твой выбор…»
Пугливая дрожь бежит по позвоночнику. «Нет, не может быть». Обеспокоенно кошусь на Мира, но он по прежнему рассматривает реку, и его зрачки заволокло туманом раздумий.
– Кое кто однажды сказал, что Влад – демон, – вспоминаю я выдумки Татии.
Мир поворачивает голову и – наконец то! – смотрит мне прямо в глаза. Под тяжестью его бездонного взгляда я нехотя сглатываю.
Крошка, крошка,
Ты спишь?
Приходи к реке,
Приходи при луне;
Иди шагами тихими, –
Мы играем с мёртвыми.
Крошка, крошка,
Ты видишь то, что и я?
Река тиха,
Река быстра,
Мёртвые надеются перейти её зря.
Река – наша кровь,
Наш огонь и наш прах,
Испепелит твои тайны, оставит лишь страх.
Крошка, крошка,
Ты что же, умрёшь у меня на глазах?
(утерянная страница гримуара «Серебряный мак»,
автор неизвестен)
Пролог
Огонь исчез, и теперь вокруг лишь тьма.
Всё ещё помню едкий дым, просачивающийся в лёгкие, помню кольцо пламени, чьи языки угрожали слизнуть мою кожу. Мир вокруг горел, а боль сводила с ума. И единственный, кто мог мне помочь, кто мог спасти, лишь наблюдал – без тени сомнения, без сожаления.
Огня больше нет. |