Подойдя к окну, где сидели обе женщины, откинувшись на подушки, я спросил напрямик, не возражает ли Елена вернуться в Спарту.
Она удивленно посмотрела на меня:
- Почему ты об этом спрашиваешь?
- Потому что я должен знать.
Елена выпрямилась:
- Я вижу по твоим глазам, Идей, что тебе не дает покоя какая-то мысль. Выкладывай, в чем дело.
Я повиновался. В двух словах мой проект сводился к очередной попытке положить конец осаде, вернув Елену в греческий лагерь. Греки могли
согласиться на это - многие их герои уже пали, и многим предстояло пасть, прежде чем им удалось бы сокрушить городские стены. Что касается
троянцев, достаточно сказать, что мы потеряли Гектора, ибо эта потеря ослабила нас в несколько раз.
Возможно, мне следует признаться, что я был лично заинтересован в осуществлении этого плана, думая не только о благе Трои, но и о
собственной славе. Не обладая телом и духом воина, я не мог надеяться отличиться на поле битвы. Но что, если я один смогу достичь с помощью
дипломатии того, что все герои Троады не могли добиться силой оружия?
Слава этого деяния сделала бы меня бессмертным - я стал бы более великим, чем Эней и Одиссей, мое имя звучало бы по всей Трое и эхо дошло
бы до потомства.
Одна проблема разрешилась сразу же, когда Елена согласилась вернуться и передать со мной сообщение Менелаю.
- Конечно, мне будет жаль покинуть Трою, - печально закончила она, - но это лучше, чем видеть ее гибель. Ч го до Менелая, то они с Парисом
два сапога пара, и утешением мне послужит то, что я вновь стану царицей Спарты.
- Главная трудность, - сказал я, - добиться согласия греческих вождей, особенно Аякса и Ахилла.
- Боюсь, что это невозможно. Но ты можешь попытаться.
Вскоре мы собрались возвращаться во дворец.
- Нужно соблюдать осторожность, - шепнула мне Елена у двери, - чтобы наш план не дошел до ушей Париса.
Мы с Гекамедой вышли в лунную ночь. Все дышало миром и покоем. На всем пути назад мы не встретили никого, кроме двух стражников. Белый
дворец в призрачном сиянии луны усиливал окружающую нас атмосферу тайны, а шепот листьев, колеблемых ночным ветерком, походил на горестные
вздохи о несчастьях, постигших город.
- Артемида <дочь Зевса и Латоны, богиня-охотница> направляет наши шаги, - сказала Гекамеда, дабы нарушить молчание, но я был слишком занят
своими мыслями, чтобы тратить время на разоблачение суеверий. Рука об руку мы прошли мимо дома Гектора и остановились на момент, думая о
страшном горе, распростершем свои черные крылья над некогда счастливым кровом.
В ответ на мой стук Гортина открыла дверь наших покоев, сообщив, что Ферейн устал после сегодняшних треволнений и лег спать. Мне это не
понравилось, но я промолчал. Сама Гортина отнюдь не выглядела усталой - когда она помогала Гекамеде снять плащ, ее глаза бегали, и я подумал, не
попробовала ли она снова моего вина.
Это напомнило мне о собственной жажде, и я спросил Гекамеду, не выпьет ли она со мной вина в моей комнате. Получив ее согласие, я велел
Гортине принести нам кубки и сосуд лемносского вина.
- Чистого и неразбавленного, - предупредил я. - Больше я не желаю пить твое водянистое пойло. И чтобы вино было охлажденным. |