Этот поступок отца послужил сигналом.
Беженцы окружили ошеломленных германских солдат, отобрали винтовки и одного за другим загнали в топкую грязь, в воду. Кто‑то успел распрячь лошадей, кто‑то опрокинул в воду зарядный ящик. По пояс в воде стояли немецкие солдаты, держась руками друг за друга и дрожа от холода. Вода все прибывала.
И, вдоволь позлословив на их счет, мы позволили наконец солдатам выбраться на холм, где вскоре запылал яркий костер.
– Вы – смелый человек! – сказал немецкий офицер моему отцу. – Во всем виноват этот ваш проклятый углекоп Альберт, и его жена, эта высушенная докторша… – Офицер снял сапог и старательно выливал из него воду. – Наш император его просил, вежливо просил:
«Брат мой, пропусти войска беспрепятственно. Мы идем на Францию!» А ваш королишко Альберт ответил грубостью! Если бы не он, сидели бы вы сейчас дома и пили свой кофе, а не бродили по этим ужасным лужам! И поэтому Бельгии больше не будет!
– Господин офицер, – заметил мой отец, – вы, кажется, забыли про купание… по‑фламандски?
– О нет, нет!.. – замахал руками офицер.
Мы ушли ночью, когда начала спадать вода. Далекие залпы орудий, зарево горящей деревни, отражающееся а темной маслянистой воде, вскрик неожиданно оступившегося в яму человека – такой запомнилась мне эта ночь. Со многими приключениями мы добрались до голландской границы. Отсюда нас переправили во Францию. Отец вскоре ушел в армию, Я остался с матерью.
II
Прошли годы, и наступил радостный день возвращения. Мы вернулись в наш старый дом на берегу Мааса. Окна были выбиты, мебель сломана… Вначале в нашем доме расположились немцы, потом он был покинут, и в нем никто не жил целых три года. Сырой и холодный, он, казалось, тоже тосковал о нас все это время.
Груда книг лежала на полу кабинета. В моей комнате весь потолок был продырявлен десятками выстрелов. Я внимательно в них вгляделся: дыры в потолке располагались подобно созвездиям на моем звездном глобусе, валявшемся здесь же. Видимо, офицер, который жил здесь, увлекался астрономией на особый, прусский манер.
Отец устроился на работу и уезжал каждое утро на строящийся за городом химический завод. Я начал посещать лицей и много работал в саду, где помогал Франсуа, нашему слуге, человеку одинокому и трудолюбивому, который нашел в нашей семье свой дом.
Памятный разговор произошел как‑то у меня с отцом.
– Отец, – спросил я его, – почему мы Меканикусы? Почему у нас такая странная фамилия? Мы не фламандцы? Когда я жил во Франции, я спрашивал всех родных. И дядя сказал, что это маленькая тайна и ответить мне сможешь только ты.
Франсуа тоже ничего не знает. Это тайна?
– Да, если хочешь:
– Тайна?!
– Видишь ли, все уверены, что Меканикусы много столетий были почтенными купцами. Сейчас нет средневековых сословных предрассудков и строгих разграничений, и все‑таки мне не хотелось бы, чтобы наши соседи или владелец завода, на котором я работаю, знали, откуда мы в действительности ведем свой род… Меканикусы появились в средние века. Они торговали, вначале шерстью, потом колониальными товарами. Это все очень солидно, почтенно и ни у кого не вызывает ни усмешки, ни удивления. Нам нечего стыдиться… Прошлое нашей фамилии – скромное, честное прошлое, но мы ведем свой род… – Отец замолчал и внимательно посмотрел на меня.
– От рыцарей! Да, отец? – прошептал я.
– Нет, Карл, не от рыцарей.
– Мы – Меканикусы! Наверное, наши предки были теми людьми, что придумали и строили первые плотины?
– Нет, Карл. Наши предки не строили плотин. Я уж жалею об этом разговоре, ты будешь разочарован. |