Меканикус Адепт.

– Адепт?

– Да, семейное предание говорит, что Меканикусы были адептами, то есть счастливыми обладателями философского камня*.

– А может быть, они действительно владели этим философским камнем?

– Нет, нет, философского камня у них, конечно, не было, но чем‑то, что принесло им богатство, они владели. Я твердо знаю, что именно во времена гёзов* или немного раньше Меканикусы стали очень успешно торговать. Как из нищих алхимиков Меканикусы превратились в одну из солидных купеческих семей Намюра, мне неизвестно. Здесь был какой‑то секрет.

– Гёзы?.. Это те, кто восстал против испанского ига? Они подняли народ Фландрии… Тиль Уленшпигель… Сколько же лет прошло?

– Почти четыреста лет этой надписи. Да, Карл, каменная кладка очень старая.

Завтра попробуем встать пораньше и займемся нашим тайником.

III

На следующий день я проснулся чуть свет. Моя комната была на втором этаже, как раз над кабинетом отца. Полуодетый, я скатился вниз. Франсуа широким, большим напильником оттачивал ржавую кирку, похожую на длинный и острый птичий клюв. Отец разматывал длинный шнур.

– Одевайся, – сказал он. – После завтрака займемся раскопками.

Мы наскоро позавтракали. Я, обжигаясь жареным картофелем, проливая кофе, первым поднялся из‑за стола. Отец также торопился и смотрел на меня с понимающей усмешкой. Франсуа уже возился в подвале. Он аккуратно и старательно водружал ящик на ящик, одну бочку на другую. Иногда раздавался звон стекла: под ногами было много осколков старинных реторт и бутылей, стеклянного тростника.

Отец протянул внутрь подвала шнур с электрической лампой. И, когда она зажглась, осветив сводчатые стены подвала, ярким красным пятном выделились обнаженные кирпичи.

Работа оказалась совсем не такой уж легкой. Кирпич был необыкновенно прочный. Франсуа принес шоферские очки‑консервы, так как при каждом ударе отлетали острые осколки.

Время от времени отец поглядывал на часы, потом, передав кирку Франсуа, с сожалением покинул нас – его уже ждали на заводе.

Мы остались вдвоем – я и Франсуа. Я попросил позволения поработать киркой самому. Франсуа, который, видимо, совсем не одобрял эту «глупую затею – долбить хорошую стену», ушел наверх. А я продолжал колотить по красным кирпичам. Вскоре они стали похожими на куски обглоданного мышами сыра. Я очень устал, бил неточно, и при одном из ударов кирка вонзилась совсем не туда, куда я хотел. Большой кусок штукатурки отделился от стены. Под ним была серовато‑желтая стена; красной кирпичной кладки здесь уже не было. Я быстро стал обивать штукатурку. Оказалось, что красная кирпичная кладка имела форму квадрата, а ее окружал камень, желтый и мягкий. Вскоре кирка провалилась в щель между красным и желтым, провалилась в какую‑то пустоту.

Сердце мое забилось. В подвал спустился Франсуа. Я показал ему на сделанное отверстие, и он пятью – шестью сильными ударами расширил его. Франсуа был очень сильный человек. Он плавал в молодости на голландских и норвежских судах, работал грузчиком в Антверпене. Сейчас в нем проснулся азарт бывалого человека. Осколки кирпичей брызгами взлетали при каждом ударе. Потом Франсуа стал наносить удары всё реже и реже, он к чему‑то прислушивался.

– Иди сюда!.. – позвал Франсуа. – Слышишь?

Он еще раз ударил в отверстие над красным квадратом, и я услышал какой‑то звон. Франсуа ударил еще раз, и опять из‑за кирпичной кладки, откуда‑то из глубины, пришел тихий звон.

– Подождем хозяина, – сказал Франсуа. – А звук какой‑то знакомый…

– Очень знакомый! Будто кто‑то бросает песком в стекло. Шуршание и звон…

Франсуа, что это может быть?

– Подождем, – ответил Франсуа и вывернул лампу.