Действительно, раздавались какие‑то голоса. Потом послышался очень знакомый мне голос:

– Вы идите, я здесь переночую!

Я сделал знак Фрезеру, чтобы он спрятался, и открыл дверь. Передо мной стоял обросший щетиной, похудевший, Вольфганг Матерн.

– Привет, старик! – сказал он мне. – Привет! Салют! – Он вошел в дом, прикрыл дверь. – Ну, что же мы стоим? Приглашай!.. Я знаю, что ты на меня сердишься. Но разве я виноват?..

Мы прошли вместе с Вольфгангом наверх. Он заглянул в гостиную, которую я не убирал, и осветил фонариком стол.

– Ты пьешь, Карл? – спросил Вольфганг и внимательно взглянул на пачки с деньгами. – Ты к ним не притронулся? – удивился Вольфганг. – Ну и хорошо! – Он засунул в карман две‑три пачки. – Так чем ты занимаешься? Все тоскуешь?

Ах, Карл, Карл, так нельзя!.. Нужно проще, проще подходить к таким переживаниям. Это не немецкая черта…

Я провел Вольфганга в лабораторию. На мраморной доске, обожженной многими взрывами, лежал кусок свежеприготовленного тола. В руках у Вольфганга вспыхнула зажигалка, он поднес ее к окурку сигареты. Лицо его, отекшее и постаревшее, выглянуло из темноты. Я достал из стоящей в углу стреляной гильзы от немецкого снаряда пучок тонких прутьев, поднес их к пламени.

Вольфганг услужливо чиркнул зажигалкой. Дерево вспыхнуло.

– Так чем ты занимаешься, Карл? – спросил меня Матерн.

– А вот сейчас увидишь… – ответил я ему и поджег тол.

Ярко вспыхнула взрывчатка, осветив кабинет и растерянное лицо Вольфганга.

– Это, это взрывчатка?

– Как видишь!

– Но это запрещено, Карл!

– Что делать… Пришлось не послушаться распоряжений вашего коменданта! – засмеялся я.

– Ты арестован, Карл Меканикус!.. – Матери полез за пистолетом, но я схватил его за руку, и он застонал от боли. – Ты просчитался, Карл! Просчитался! Ты надеешься, что сюда придут американцы! Ха… Я только сейчас вырвался из котла, в который угодила армия фон Клюге… И я заявляю тебе, что мы выиграем войну, выиграем, несмотря ни на что!

Я вырвал из руки Вольфганга пистолет и бросил этого негодяя в кресло.

– Будет заключен мир, понимаешь, сепаратный мир! – торопливо продолжал он. – Черчилль и Рузвельт не допустят большевистские армии в Берлин! Ты понимаешь?

Мы победим… Тебе придется извиниться передо мной, Карл, извиниться!..

Союзники передерутся со дня на день! Эта американская волосатая горилла Брэдли* терпеть не может английского командующего Монтгомери* и называет его сушеной саранчой!.. Мы всё знаем!.. Американцы валят вину за все неудачи на англичан. И, пока они ссорились друг с другом, фон Клюге вывел из фалезского котла во Франции лучшие дивизии: Ты ничего не понимаешь, Карл!.. Не так просто нас победить!.. – Матери говорил, как автомат. Он совершенно утратил всякое чувство реальности. – Мы еще покажем вам всем! А ты? Из‑за какой‑то случайности – подумаешь! – пристрелили кого‑то там… Ты изменник!.. Нам только остановить фронт на Востоке хотя бы на месяц… И мы показали бы всем!..

Матерн попытался встать, но я вновь швырнул его в кресло. В комнату вошел Фрезер, плотно прикрыл шторы, зажег свет.

– Забери его! – сказал я Фрезеру. – Он мне мешает…

Только сейчас до Матерна дошло все случившееся., Fro лицо стало приобретать осмысленное выражение. Он хотел что‑то сказать, но Фрезер хорошим ударом оглушил его. Снизу, из подвала, пришли мои товарищи по отряду Сопротивления и вынесли Матерна.

– Он еще пригодится… – сказал Фрезер.