|
Вы бы отказались от них? Более примирительно настроенный Лальмант пришел на выручку. Словно от внезапного озарения, он воскликнул: – Помнится, вы держали этого негодяя в узде с помощью этих чеков! Честное слово, я сожалею… – Не в этом дело, – сказал Марк Антуан, и это было правдой, хотя ни один из них не поверил ему. – Я думаю не об этом, а о вашей самонадеянности принимать решения в деле такого значения, даже не поставив меня в известность. – За это дело отвечаю я, – сказал Виллетард с дерзким равнодушием. – Вот как? Тогда позвольте мне вам сообщить, что когда в следующий раз вы возьмете на себя подобную ответственность, последствия будут серьезными. Сейчас я больше не буду говорить об этом. Но если мы должны работать слаженно, гражданин Виллетард, вбейте сейчас себе в голову, что я – уполномоченный представитель Директории, что шаги любого политического значения за моей спиной недопустимы; они возможны лишь после консультации со мной. Слабое движение появилось на худых серых щеках Виллетарда. Но Марк Антуан не дал ему времени выразить негодование. Решив, по крайней мере, извлечь какую возможно выгоду из этой ситуации, в которой он так много потерял, он ринулся в бой. – Мне предстоит другое дело – дело чрезвычайно важного значения, в котором мне может потребоваться ваше содействие, которое, я полагаю, будет верным и безоговорочным, – он извлек из кармана письмо Барраса. – Если вы прочитаете это, то будете точно информированы. Я оставлю письмо здесь, Лальмант, чтобы вы могли подшить его к другим моим документам. Лальмант взял лист, а Виллетард, умолкнувший под напором Марка Антуана и подстрекаемый любопытством, подошел и встал за послом, чтобы читать одновременно с ним. Выражения, в которых писал Баррас, были чувствительным и своевременным напоминанием властолюбивому посланнику Бонапарта, что полномочия Лебеля он должен признать более высокими. Он был даже немного испуган словами, в которых Баррас уполномочил Лебеля «принять все меры, какие он сочтет желательными для приближения конца, теперь уже недалекого». Прочитав их, он, насколько это позволял его самонадеянный характер, принес свои извинения, которые Марк Антуан нелюбезно оборвал. Чувство обиды на эти полномочия угнетало как Лальманта, так и Виллетарда. В течение всего обеда сам Марк Антуан, удрученный мыслью, что Вендрамин совершенно ускользнул от него, также мало содействовал оживлению за столом, как и они. Пришлось шпиону Казотто, который тоже принимал в нем участие, лезть из кожи, чтобы занимать восхитительную маленькую виконтессу де Сол, чье присутствие на этом обеде будет отмечено завтра в его доносе государственным инквизиторам. Едва обед закончился, Марк Антуан под предлогом, совершенно понятным послу и Виллетарду, что ему необходимо написать письма, откланялся хозяйке. При этом виконтесса попросила позволить ей воспользоваться сопровождением месье Мелвила для возвращения в дом Гаццола, и они вместе приготовились к отъезду и отправились. Именно в ту минуту, когда они вставали из за стола, слуга Ренцо добрался до дворца Вечиа. Но он не был единственным, кто спешил в эту сторону той ночью в поисках мессера Мелвила. Вскоре после появления Ренцо в гостинице «Шпаги», Филибера вызвали вновь, чтобы получить от него отчет об отъезде его господина; и на сей раз – производящему сильное впечатление джентльмену в красной накидке, в котором Филибер сразу узнал капитана правосудия, известного всей Венеции как мессер гранде. Рядом с ним стояли два стрелка и плотного сложения человек в гражданской одежде. |
