|
Прошло около трех часов с его приезда, когда, позаботившись о туалете и своих блестящих черных волосах, аккуратно уложенных и причесанных, но не напудренных, он спустился и окликнул гондолу, чтобы добраться до французской дипломатической миссии. Удобно расположившись в тени фелцы , он несся на запад по Большому Каналу, где с приближением полудня движение на воде оживилось, а затем – по сети мелких каналов, погруженных в тень высоких дворцов, – на север, к подножию церкви Мадонны дель Орто. Сойдя на набережную, он прошел узкой аллеей к Корте дель Кавалло – маленькой площади, не больше внутреннего дворика. В углу ее располагалась резиденция посла Франции – Палаццо делла Вечиа – просторное, но относительно скромное здание для столь пышного города. Гражданин посол Лальмант работал в большой комнате на первом этаже, где он устроил свою канцелярию. Его отвлек Жаков – средних лет, не по моде одетый, проворный секретарь еврей, который никак не мог забыть, что во время междувластья три года назад он был поверенным в делах. Жакоб протянул послу сложенную записку, которую, по его словам, передал ему швейцар Филипп. Лальмант оторвал взгляд от бумаг. Это был цветущий мужчина с тучной комплекцией и полным, благодушным, скорее бледным лицом, словно груша расширяющимся книзу. Вялость его двойного подбородка не вязалась с тонкой проницательностью умных, совершенно черных глаз, весьма заметных на его лице. Он развернул записку и прочитал: «Камиль Лебель, уполномоченный депутат, испрашивает аудиенции». Минуту он размышлял в молчании. Затем пожал плечами. – Приведите этого человека. Когда депутат предстал перед ним, Лальмант увидел мужчину среднего роста, с приятным лицом, худощавого, но довольно широкого в плечах, элегантно одетого в длинный черный фрак и зажавшего свою шляпу под рукой. Посетитель вошел с видом значительным и властным. Посол успел окинуть его пронизывающим взглядом, пока поднимался для приветствия. – Добро пожаловать, гражданин Лебель. Мы ждали вашего приезда со времени последней почты от гражданина Директора Барраса. Вошедший нахмурился. – Мы? – отозвался он. – Вы произнесли «мы»? Можно узнать, кого вы под этим местоимением подразумеваете? Лальмант был ошеломлен жестким тоном и холодным, тяжелым взглядом этих светлых глаз, в котором он читал недовольство и упрек. Это негодование на мгновение повергло его в замешательство, и в этом замешательстве он ответил: – Местоимение? О! Я использовал его формально, как форму выражения. Пока никто не посвящен мною ни в тайну вашего ожидаемого приезда, ни в тайну вашего прибытия. – Вы обязаны строжайшим образом следить, чтобы никто и не узнал, – последовал сухой приказ. – В мои намерения не входит однажды утром оказаться плавающим в одном из этих живописных каналов со стилетом в спине. – Я уверен, что Вам не придется опасаться этого. – Я ничего не боюсь, гражданин посол. Просто это не входит в мои намерения. Он оглянулся в поисках стула, выбрал один, придвинул его к письменному столу посла и сел. – Не заставляйте меня удерживать вас стоящим, – сказал он, ясно показывая тоном и всем своим видом, что считает себя здесь хозяином. – Если вы взглянете на это, вам станут понятными наши истинные взаимоотношения. С этими словами он положил письмо Барраса на стол перед послом. Это письмо выявило огромные полномочия, которыми Директория наделила Лебеля. Но оно не погасило раздражения, вызванного у Лальманта бестактным и грубым поведением его гостя. – Честно говоря, я не совсем понимаю, что вы собираетесь сделать здесь такого, чего не смог бы сделать я. |
