|
Бонапарт приехал. Вы знаете, как он выглядит: заношенная до дыр пара, сам – хилый и бледный, словно чахоточный. Он вошел к генералам и, пока поправлял ремень, кратко и резко, без лишних слов отдал распоряжения. После чего он вновь вышел, оставив их, ошеломленных исходящей от него силой, которой они не могли дать определение, но перед которой никто не проявил своей храбрости. Таков Бонапарт. С тех пор он выиграл дюжину сражений и сокрушил австрийскую мощь в Лоди. Трудно предполагать, чтобы он был простаком… Если вы можете властвовать над ним, у вас будет великое будущее. Но депутат остался безучастен. – Это не я стремлюсь властвовать над ним. Это власть, рупором которой я являюсь. Что же касается его предложения, то вам следует понять, что это дело отныне в моих руках и не имеет к вам никакого отношения. – Довольно, гражданин депутат. От этой ответственности я с готовностью освобождаюсь. В тоне Лальманта сквозил сарказм, который, однако, был встречен ответным сарказмом. – Итак, вы наконец то осознали цель моего присутствия в Венеции. Марк Антуан закинул ногу на ногу и, немного спустившись с высот своего положения, приступил к делам, которые Лальмант находил даже более пугающими, чем все предыдущее. Депутат заявил, что ради осуществления его целей и получения достоверных сведений о замыслах Венеции, он намерен проникнуть во вражеский лагерь, выдав себя за тайного агента Британии. Причем подчеркнул свою отменную подготовленность к этой роли перед любой, даже английской, если понадобится, публикой. Но беспокойство Лальманта лишь отчасти улеглось. – Вы знаете, что произойдет, если они вас раскроют? – Я рассчитываю устроить дело таким образом, что этого не произойдет. – Боже! Вы, должно быть, очень храбрый человек. – Я могу быть храбрым, а могу и не быть таковым. Но я, несомненно, смышлен. Для начала я сообщу им, что имею связи с вами. – Что?! – Что я обманул вас, представившись французским агентом. Я продемонстрирую свою благонадежность, построив дела с ними точно так же, как и вы с этим их шпионом, подосланным в ваш дом. Я дам им обрывки сведений о Франции, которые будут казаться ценными и достоверными, хотя по сути будут бесполезными или, возможно, ложными. – Вы надеетесь на этом их провести? – насмешливо спросил посол. – А почему бы нет? Очевидно, нет ничего нового для тайного агента в работе на обе стороны. На самом деле, нет такого тайного агента, который бы всегда преуспевал на службе одной стороне и в спасении собственной жизни, и при этом не брал платы с обеих сторон. Правительство, искусное в шпионаже, признает это без доказательств. Я подвергаюсь единственной серьезной опасности. Молва о том, что я – Камиль Лебель, тайный агент Директории, приведет к стилету и каналу, о которых я упоминал, и воспрепятствует быстрому достижению какой либо значительной выгоды для Франции. Прервавшись, чтобы окинуть взором через открытую дверь пустую внешнюю комнату, далее он продолжал с особым ударением: – Из этого следует, что в тайну моей личности, которая отныне остается лишь между мною и вами, Лальмант, больше никто не должен быть посвящен. Вы поняли? Даже ваша супруга не должна догадываться, что я – Лебель. – Хорошо. Как вам будет угодно, – нетерпеливо отозвался Лальмант. – Я и говорю о том, что мне угодно. Речь идет о жизни и смерти. Прошу заметить, моей жизни и смерти. Так что в этом деле вы должны признать мое право настаивать. – Дорогой мой гражданин Лебель… – Забудьте это имя! – вскочил депутат. |
