Баррас только
выжидает, когда его взгляды будут разделять в правительстве, которое по прежнему не решается замутить ту спокойную поверхность, какую Венеция
представляет собой сейчас.
Марк Антуан забеспокоился. Верность своему королю, которую он должен соблюдать как его верноподданный, заставляла испытывать мучения при мысли
об этом несчастном правителе, который колесил из одного государства Европы в другое, пока не был принят здесь, и о том, что он вновь будет
изгнан в эти бесконечные скитания.
В молчании он сложил и спрятал в конверт письмо и только тут заметил угрюмость, с которой облокотившийся на стол Лальмант наблюдал за ним.
– Здесь ничего нет для вас, Лальмант, – сказал он, отвечая на пытливый взгляд.
– Ах! – зашевелился посол. – Тогда у меня, пожалуй, найдется кое что для вас.
Лальмант сразу стал строгим и официальным.
– Мне доложили, что, как было подслушано, посол Британии извещен о намерениях Бонапарта по поводу союза с Венецией.
Более всего в этом заявлении Марка Антуана потрясла очевидная тщательность шпионской организации Лальманта.
– Вы говорили, что он глупец.
– Это вопрос не его ума, а его информированности. Как вы знаете, то, что он сказал, оказалось правдой. Можете ли вы объяснить, как он добрался
до этого? Тон Лальманта стал жестким. Он бросал вызов. Пауза Марка Антуана, улыбнувшегося в ответ, не выдала его секундного замешательства.
– Очень просто. Я рассказал ему.
Лальмант мог ожидать любого ответа, но только не этого. Он был обескуражен подтверждением того, что подозревал против собственной воли. От
изумления его широкое крестьянское лицо побелело.
– Вы ему рассказали?
– Это было темой моего визита к нему. Разве я не упоминал об этом?
– Конечно, нет! Лальмант вспылил, но тотчас овладел собой, и из его поведения было видно, что его недоверие рассеялось. – Вы расскажете мне, с
какими намерениями?
– Разве это не ясно? Чтобы он мог повторить их и таким образом успокоить тревоги венецианцев, что оставит их бездеятельными.
Прищурившись, Лальмант рассматривал его через стол. Потом он предпринял, как он полагал, решающий ход.
– Тогда почему, если вы придерживались такого мнения, вы инструктировали меня, чтобы я держал в тайне предложение Бонапарта? – с горячностью
потребовал он. « Ответьте мне на это, Лебель!
– Что такое? – глаза Марка Антуана посуровели. – Ладно, лучше я отвечу и уничтожу какие бы то ни было причуды в вашей голове. Но – боже мой! –
ведь смысл очевиден даже для тупиц.
Он оперся руками о стол и наклонился к послу.
– Вы действительно неспособны постичь, что одно дело – формальное предложение, которое предположительно может быть принято, а совсем другое –
извлечь такую выгоду, которую можно получить от распространения ни к чему не обязывающего слуха с тем же эффектом. Вижу, вы теперь понимаете.
Что ж, это успокаивает. Я начал было терять надежду на вас, Лальмант.
Сопротивление посла ослабло. Он смущенно опустил глаза и заговорил нерешительно.
– Да. По видимому, я должен был понимать это, – согласился он. – Я приношу вам свои извинения, Лебель.
– За что? – едко прозвучало требование признания, которого Лальмант до сих пор не сделал.
– За… За то, что приставал к вам с ненужными вопросами.
Этой же ночью Марк Антуан написал длинное зашифрованное письмо мистеру Питту, в котором он не щадил сэра Ричарда Уортингтона, а на следующее
утро он отправил его и письмо матери с нарочным капитану английского корабля, отплывающего из порта Лидс
В тот день он больше не писал официальных писем. |