|
Замешательство посла увенчалось негодованием: – Как я мог предпринять шаг такого значения без особого приказа из Парижа? Марк Антуан взял нравоучительный тон: – Полномочный аккредитованный посол не испрашивает специальных приказов для выполнения того, что столь очевидно соответствует интересам его правительства. – Я не согласен, что это так уж очевидно соответствует нашим интересам. Я не могу понять, как это вообще соответствует нашим интересам. Мы, несомненно, вызовем возмущение. Резкое возмущение. Венецианское правительство не может уступить нашим требованиям, не покрыв себя позором. – Что ж с этим поделаешь? – Мы должны будем что нибудь с этим сделать, если они воспротивятся. В каком положении мы окажемся тогда? – Цель этого моего предварительного шага и состояла в том, чтобы выяснить вероятность активного сопротивления. У меня нет оснований полагать, что оно будет оказано. Кроме того, я утвердился в своем мнении. Ультиматум должно отправить немедленно. Сегодня. Лальмант поднялся. Его широкое крестьянское лицо было багровым. Он больше не думал о подозрениях, которые поначалу одолевали его. Он был уже далек от них, более чем убежденный в их полной необоснованности. Этот Лебель проявил себя экстремистом, революционером с непримиримой республиканской выучкой, берущей начало от Робеспьера. Сомневаться в революционном рвении человека, способного задумать такой ультиматум, было полной фантазией. Он все таки не смог полностью понять объяснений Лебеля по поводу его визита к инквизиторам. Но он даже и не пытался понять этого, ибо ему уже были представлены результаты, что для него оказалось вполне достаточным. – Вы просите меня направить этот ультиматум? – спросил он. – Разве это непонятно? Полная фигура посла стояла прямо перед Марком Антуаном. – Извините, гражданин депутат. Я не могу выполнить вашего приказа. Мелвил стал чрезвычайно холоден и высокомерен. – Вы осведомлены о полномочиях, данных мне Директорией. – Да, я осведомлен. Но я не могу совершать такое насилие над моим мнением. Я считаю этот ультиматум опрометчивым и провокационным, противоречащим имеющимся у меня инструкциям, которые требуют поддерживать мир с Венецией. Он требует от венецианского правительства излишнего унижения. Без особого приказа от самой Директории я не могу взять на себя ответственность и поставить свою подпись под этим документом. Марк Антуан мгновение смотрел на него в упор. Затем пожал плечами. – Отлично. Не буду насиловать ваши чувства. Я вынужден взять на себя ответственность, от которой вы увиливаете, – он начал снимать перчатки. – Извольте вызвать Жакоба. От этого Лальмант вытаращил глаза. Он понял намерение Мелвила. – Это, конечно, ваше личное дело, – наконец промолвил он. – Но скажу откровенно, будь у меня право запретить вам, я бы им воспользовался. – Директория будет довольна тем, что у вас его нет. Жакоба, пожалуйста. Смуглому маленькому секретарю, когда тот пришел, Марк Антуан отрывисто продиктовал свое заявление, в то время как Лальмант, полный скрытого негодования, мерил комнату шагами. Заявление было адресовано Дожу и Сенату Самой Светлой Республики Венеции и изложено следующим образом: «Я имею честь поставить вас в известность, что Французская Директория с серьезнейшими опасениями относится к тому, что в Вероне так называемому графу де Лиллю – бывшему графу де Прованс – предоставлены убежище и условия для создания заговора и ведения интриг против Французской Республики, Единой и Неделимой, которые вышеупомянутым лицом активно используются. |
