|
– С целью, о которой я пришел сюда поговорить с вами. Садитесь, Лальмант, – неожиданно он стал властным, почти оскорбительным – чиновник, облеченный властью. – Садитесь! – повторил он строже, и Лальмант почти машинально повиновался ему. – Если вы прислушаетесь к своему разуму и подумаете об истинных интересах нации, а не будете разменивать по мелочам свою энергию и ресурсы, что я и вынужден теперь делать – то увидите то, что давно должно быть сделано. Вы должны были в свое время узнать – ибо они встречаются повсюду – законников с куриными мозгами, которые с кудахтаньем бегают за мелкими крупицами деталей столь усердно, что упускают из виду основные проблемы. Вы уподобляетесь им, Лальмант. Вы сидите здесь, так погрузившись в мелочные глупые паутины интриг, и плетете их с таким вдохновением, что вас не хватает для настоящего дела. – Например? – проворчал Лальмант, чье лицо становилось багровым. – Я подхожу к примеру. В Вероне есть жирный человек слизень – бывший граф де Прованс, который именует себя нынче Людовиком XVIII, держит двор, который сам по себе – оскорбление Французской Республике, и ведет активную переписку со всеми деспотами Европы, плетущими подрывающие нашу репутацию интриги. Вы действительно не замечаете того ущерба, который он нам наносит? Кажется, должны были бы. Хотя бы с тех пор, как я взял в свои руки работу, которую должны были сделать вы. Его спокойный пристальный взгляд был твердым, почти гипнотизирующим, в упор на посла которого он поверг в замешательство. – Подвернулся шанс послужить одновременно двум целям: с одной стороны, положить конец недопустимому вмешательству; с другой, – устроить шумный повод для недовольства действиями Светлейшей, создать предлог для мер, которые наши армии могут посчитать желательными. Тщательно сформулировать этот ультиматум письменно не составит труда. Это после. Я пойду туда сегодня. Но было необходимо – по крайней мере я так считаю – сначала уделить внимание инквизиторам и проверить степень их осведомленности о монархистской деятельности этого самозванца Людовика XVIII. Лальмант перебил его: – Вы имеете в виду, что пошли как частное лицо? Как депутат Лебель? – Раз я жив, можете быть уверены, что нет. Я пошел под видом дружеского посредника которого вы информировали о сути предложения и попросили сначала встретиться с инквизиторами, чтобы смягчить удар. Вот почему я заручился поддержкой графа Пиццамано. Вы понимаете? – Нет. То есть – еще нет… Не совсем… Но продолжайте. – Инквизиторы ответили мне тем, что джентльмен, которому они дали приют в Вероне, известен им лишь как граф де Лилль. Со всей возможной любезностью я указал на то, что изменение имени не означает изменения личности; я указал им, выступая как доброжелательный наблюдатель, обладающий определенными полномочиями от британского правительства, что своими интригами этот несчастный изгнанник ставит их в чрезвычайно щекотливое положение. Я поставил их в известность, что располагаю сведениями о том, что в ближайшем будущем им будет предъявлен ультиматум Франции по этому поводу. Я убеждал, что в их же собственных интересах умиротворить Францию и немедленно согласиться с требованиями этого ультиматума, когда он будет предъявлен. Марк Антуан сделал паузу. На его губах играла презрительная усмешка, пока он сочинял ошеломившую Лальманта историю. – Теперь вы знаете, зачем я ходил во Дворец Дожей. Возможно, вы поняли, что кое что вы должны были сделать несколькими месяцами раньше. |
