— «Дурак» не говорила.

— Не хватало еще этого… — хмыкнул Тищенко. — Да если бы сказала…

— Побил бы?

Василий Васильевич смотрел на нее, как смотрят мужья на любимых жен, когда первое безумие любви прошло, все устоялось, утряслось и сложилось так хорошо, сплелось в такое тихое многоцветье, что, ежедневно всматриваясь в этот венок, открываешь для себя все новые и новые краски, с трудом веря, что тебе так повезло.

А Ирина взглянула на себя со стороны, представила всю картину — он, она и Ирша — и увидела во всем этом не только трагическое, но и что-то шутовское, лживое, и рот ее свела судорога. Тищенко в эту минуту перевел взгляд на Сергея.

— Сама знаешь, что нет, — сказал обезоруживающе мягко и как-то беззащитно. И именно эта беззащитность пронзила сердце, толкнула Ирину к обрыву, она балансировала на краю пропасти и только этим спасалась.

— А может, было бы лучше, если бы бил. Может, тогда бы…

— Ну что ты! Сергей, ты слышишь?

Ирша хмуро смотрел на обоих.

— Женщину бить нельзя. Как и птицу. — Василий Васильевич засмеялся — своему счастью, удачно сказанной фразе, даже удивился: она была рождена любовью, раньше бы он так не сумел.

— Жизнь — это не только поэзия, но и борщ. Поэзия проходит… — все так же хмуро сказал Ирша и пристально посмотрел на Тищенко.

Ирине показалось, что в этот момент он его ненавидит, ненавидит как своего соперника, он не раз говорил ей об этом, мол, стоит ему представить, как она возвращается в свой дом, к мужу… Она подумала: сейчас нужно спасать Сергея, он может выдать себя, и сразу успокоилась, нашла силы сосредоточиться, приготовилась в любой момент прийти ему на помощь.

— Поэзию нужно искать в себе, — сказал Тищенко. — Ладно, давайте обедать. — Он начал ставить к столу стулья, в беспорядке сдвинутые в угол. Тяжелые, старомодные стулья брал одной рукой и переставлял как игрушечные. Широкоплечий, неповоротливый с виду, он был сильный и ловкий, оживленно-веселый даже сейчас. — У меня есть план…

— Простите, Василий Васильевич, — решительно обернулся от окна Ирша, — никакой план теперь не поможет. И вы напрасно сказали, что курировали проект. Когда я его заканчивал, вас не было, вы были в Югославии. И те исправления, о которых вы говорили… просто вы исправили мою очевидную глупость.

Тищенко встал рядом с Сергеем, задумался. Он умел сосредоточиваться, когда что-то не выходило, когда никто не мог найти правильного решения, тогда его мысль становилась острой и будто ввинчивалась в пласты чужих сомнений. Лучше всего ему думалось во время ходьбы. Он и сейчас, заложив руки за спину, неторопливо принялся ходить по комнате. Когда приближался к буфету, тонко звенели — стояли вплотную — фужеры на высоких ножках, когда подходил к окну, звон затихал. На какой-то миг снова задержался около окна.

На взгорье стояли уютные домики, и участки один от другого были отгорожены высокими заборами.