Ирина, стоявшая рядом, заметила этот скользящий взгляд и про себя зло посмеялась над мужем, над его превосходным знанием людей. Василий Васильевич с минуту стоял молча, а потом многозначительно, словно перенял урок, преподанный Вечирко, посмотрел на Ирину, взял ее под руку и повел вверх по лестнице.

Вечером они собирались пойти в кино, но Тищенко пригласили на какой-то совет, и Ирина поехала домой. Она убеждала себя, что скверно, просто никуда не годится так редко видеть мужа, то у него совещание, то советы, а она все вечера одна и одна, но не чувствовала ни одиночества, ни скуки, просто вечер был какой-то пустой, серенький, нечем было его заполнить. Раньше она бегала на курсы английского языка, начала даже готовиться в аспирантуру, но вот уж с год как угомонилась: поняла, что ни то, ни другое, ни третье ее по-настоящему не волнует. Прошла в «синюю столовую» (названную так потому, что была оклеена синими обоями), взяла журнал, намереваясь почитать, — не читалось, показалось скучным, герои словно репетировали плохую пьесу на самодеятельной сцене. Напротив, на стене, висела их с Василием свадебная фотография, собственно, и не свадебная — оба в зимних пальто и шапках, но сфотографировались сразу после женитьбы. Раньше она почему-то эту фотографию просто не замечала. Василий на ней был молодым, невероятно счастливым, улыбался белозубо, и глаза, глаза просто полыхали голубым огнем от счастья.

Потом достала папку со старыми юношескими письмами, где школьные и институтские друзья объяснялись ей в любви. Она подумала, что сейчас молодые люди не прибегают в таких случаях к почте. Век полупроводников и немыслимых скоростей, возрастающих с каждым днем, задал другой темп и любовным отношениям. Надо успеть многое за свой короткий век, а почта… почта — просто смешно! Пока дождешься ответа, состаришься. Может, в недалеком будущем, она улыбнулась, объясняться в любви будут с помощью каких-нибудь ультракоротких волн. На самом деле этот путь чем длиннее, тем сладостнее. Вот этот паренек начал писать ей с седьмого класса. А этот написал, что если она не ответит, он застрелится, у него есть пистолет. С письмом на коленях она подумала: когда решаются на такое, то не оповещают об этом заранее. А вот три письма, которые она написала сама и не отправила кудрявому и синеглазому Лене Петриченко, — это было, уже когда она влюбилась в Василия… Вернее, еще не знала, в кого из них была влюблена по-настоящему.

Читая наивные, часто смешные письма, полные самолюбования, горьких обид, недомолвок, она словно оборонялась с их помощью от чего-то, успокаивала себя. Но до конца успокоить не могла. И тогда вдруг пошла напрямик, попробовала посмотреть в глаза опасности. Ну что она переживает, чего мечется? Ведь любит Василия, любит, и нечего ей бояться! Кого она убеждает? Себя? За Сергея она на смерть не пошла бы… Так почему же, почему не может отогнать от себя эти мучительные и сладостные мысли? Что происходит с ней?

Когда раздался звонок в дверь, она быстро свернула письма и спрятала, хотя раньше этого никогда не делала: муж не ревновал ее к прошлому, к этим детским смешным и милым признаниям. Он вошел, и на душе у нее сразу стало светлее. Будто бы легче, уютнее. От него действительно всегда веяло покоем, надежностью.

— Такие открываются перспективы! Будут строить целую энергосистему! — Говорил — и словно вырастал на глазах: ему становилась мала комната, мала квартира, голос гремел, и тогда соседи стучали в стенку. Аудитория — один человек, но это была его Ирина, и она заменяла ему тысячу людей. Ирина понимала это, ценила и в душе гордилась: такой человек и так любит ее! Она выслушивала его прожекты, планы, иногда пыталась осторожно возражать: «Все ты — с налета… ансамбль… А там же сносить придется.