|
. Я без тебя переберусь во флигель. Когда вернешься -- скажу тебе важное... Приезжай!" И осталась на перроне одна-одинешенька среди толпы, в чиненых валеночках, в мамином стареньком пальтишке, в теплом берете, натянутом на уши, -- военная шапка на мне. Я попытался вернуть шапку, она удержала мою руку, вежливо и настойчиво: "В Сибири уши отморозишь..." x x x В Сибири никто меня, кроме бабушки, конечно, не ждал, но вся многочисленная родня, погулять гораздая, нарядилась, собралась, запела, заплясала. В какой-то день привели скромно потупившуюся девку, которую тетки мои предназначали мне в невесты. Один раз она написала мне на фронт, я не ответил, и теперь, узнавши, что я женат, облегченно сообщила: "Я тоже замуж собралась... -- кротко вздохнула: -- за сторожа-пожарника. Инвалид он войны". Чужой, совсем незнакомый человек, а вот там, на Урале... там мне важное хотят сообщить о чем-то -- я почти догадываюсь... Но первая новость на Урале была ошеломляющая -- умирала Калерия. На кровати иль, точнее, на топчане матери, за занавеской лежала догоревшая до черной головешки старая женщина с плавающим взглядом, в которой я уже не узнавал красивую Калерию. Я опустился на колени перед скомканной постелью, пощупал раскаленный лоб больной. Взгляд ее пробудился, она не произнесла мое имя, а зашептала, зашептала, схлебывая, слова: -- Вернулся?! Ха-а-ашо, ха-а-ашо!.. А я вот видишь, вот видишь... -- Она боялась еще произнести слово "умираю". Я понял, все понял по ее лепету... не надо бросать жен, не надо сиротить детей, не надо войны, ссор, зла, смерти. -- Я счас, счас сбегаю... Калерия поймалась за мою руку: -- Не уходи-ы. Ты... ты... мне нужен, твое прощение мне нужно, -- собравши силы, едва уже слышно прошептала умирающая. -- Я счас, счас, помогу тебе, помогу. В дорогу из Сибири меня снабдили харчишками. Бабушка из какой-то заначки вынула туесок моченой брусники. Я кормил Калерию прямо из туеска брусникой, стараясь зачерпывать ложкой ягоды вместе с соком, и видел, как больной легчает, как жаром сожженное нутро ее пронзает освежающая влажная кислота. -- Мне легче стало, -- внятно сказала Калерия. Она была завязана по-старушечьи. Я концом ситцевого платка вытер ей губы и сказал: -- Теперь ты поправишься -- брусника не таких оживляла... -- Па-си-бо! -- по-детски раздельно выдохнула Калерия и, склонив голову набок, уснула. x x x Этой же ночью Калерия умерла, оставив новорожденного сына. Прослышав, что в роддоме худые условия, плохо с роженицами обращаются, что дома эти переполнены, что детей часто путают и не кормят, мать решила принимать роды дома, хотя сама она, деревенская когда-то баба, всех своих детей принесла в городском роддоме. |
