Изменить размер шрифта - +
Ха-ха-ха!.."
-- порадовался он своему остроумию. Я знал в  этом богоспасенном городе пока
одного лишь  заступника за народ  -- военкома Ашуатова.  Пошел к нему.  Он в
телефон наорал на горсобес, и нам подвезли кузов дров. Осиновых. Сырых.
     Семен Агафонович сказал: "Ат варнаки! Ат шаромыжники!" -- и посоветовал
сходить в вагонное депо, попробовать  по линии дорпрофсожа выписать отходов,
среди  которых,  объяснил он, попадается много старых вагонных досок. "С имя
осина сгорит за милую душу", -- заверил тесть.
     Я не только выписал отходы на дрова, но и нашел работу в вагонном депо,
в  горячем  цехе,  где отливали  тормозные  колодки и  башмаки для  них. Цех
пыльный. Все работы, в том числе и разгруз вагранки, велись вручную, кувалда
--  главный  был инструмент вспомогательного рабочего.  Но здесь, в  горячем
цехе, были самые  высокие  заработки в депо. И я вкалывал возле вагранки, да
еще  и  в  железнодорожную школу  рабочей  молодежи записался,  и был  самым
старшим в классе, и учился подходяще -- хотелось, очень хотелось закрепиться
в  жизни, обрести  устойчивое  в  ней  место, попасть  на  чистую конторскую
работу.

x x x
     Ранней  осенью  мы  потеряли  нашу девочку.  Да и  мудрено было  ее  не
потерять  в  нашей халупе. Зимою  жена застудила  груди,  и  мы кормили дочь
коровьим молоком, добавляя в него по случаю купленный сахар.
     Но прежде чем покинуть нас, то милое, улыбчивое существо сотворило свой
жизненный подвиг, ради которого, видимо, посылал ее Бог на землю: она спасла
жизнь матери и отцу. Отчаявшись натопить нашу избушку, где ребенок все время
сопливел,  кашлял и  чихал, моя  разворотливая жена,  у которой  ноги и руки
часто  опережали разум, очистила старую печку  от  сора и золы,  поправила и
замазала щели, вставила в дыры кирпичи и жарко протопила парящее сооружение.
Я  после смены и школьных занятий так уставал, что часто не хватало моих сил
осмотреться  в  хозяйстве, упредить  намерения  жены,  проконтролировать  ее
прыткие  домашние  действия. Она  тоже смертельно  уставала,  а  тут еще  за
печника, за штукатура и за истопника поработала. Выкупала ребенка в железном
корыте,   которое,    опять    же,    изготовили   в    артели   "Металлист"
инвалиды-жестянщики из кровельного железа...
     Глухой ночью что-то грузно упало  на меня  --  я  трудно  проснулся.  В
неуклюжей деревянной качалке, сработанной папашей, Семеном Агафоновичем, еще
своим детям, тепло укутанная, чихала  и  плакала девочка. Поперек кровати на
мне  без  памяти  лежала  моя жена. Сверхусилием  --  мать же!  --  не давая
окончательно  померкнуть  сознанию,  она  едва  шевелила губами, еле  слышно
повторяя: "Угар... угар..."
     Я  отбросил ее,  резко вскочил  и  тут  же возле  кровати упал на  пол.
Девочка все  плакала  и  чихала. Я  потом  узнаю,  что дети малые устойчивей
взрослых  к угару. Я на карачках  выполз на  кухню  и,  хватаясь за  все еще
горячую  плиту, потянулся, чтобы  открыть вьюшку,  но не  открыл  --  старая
вьюшка заклинилась в щели, я обрушился на плиту, разбил лицо, рассек губу и,
увидев кровь, заливающую мою грудь, пополз к корыту, в котором мокли детские
пеленки, видимо, чтоб умыться.
Быстрый переход