Ха-ха-ха!.."
-- порадовался он своему остроумию. Я знал в этом богоспасенном городе пока
одного лишь заступника за народ -- военкома Ашуатова. Пошел к нему. Он в
телефон наорал на горсобес, и нам подвезли кузов дров. Осиновых. Сырых.
Семен Агафонович сказал: "Ат варнаки! Ат шаромыжники!" -- и посоветовал
сходить в вагонное депо, попробовать по линии дорпрофсожа выписать отходов,
среди которых, объяснил он, попадается много старых вагонных досок. "С имя
осина сгорит за милую душу", -- заверил тесть.
Я не только выписал отходы на дрова, но и нашел работу в вагонном депо,
в горячем цехе, где отливали тормозные колодки и башмаки для них. Цех
пыльный. Все работы, в том числе и разгруз вагранки, велись вручную, кувалда
-- главный был инструмент вспомогательного рабочего. Но здесь, в горячем
цехе, были самые высокие заработки в депо. И я вкалывал возле вагранки, да
еще и в железнодорожную школу рабочей молодежи записался, и был самым
старшим в классе, и учился подходяще -- хотелось, очень хотелось закрепиться
в жизни, обрести устойчивое в ней место, попасть на чистую конторскую
работу.
x x x
Ранней осенью мы потеряли нашу девочку. Да и мудрено было ее не
потерять в нашей халупе. Зимою жена застудила груди, и мы кормили дочь
коровьим молоком, добавляя в него по случаю купленный сахар.
Но прежде чем покинуть нас, то милое, улыбчивое существо сотворило свой
жизненный подвиг, ради которого, видимо, посылал ее Бог на землю: она спасла
жизнь матери и отцу. Отчаявшись натопить нашу избушку, где ребенок все время
сопливел, кашлял и чихал, моя разворотливая жена, у которой ноги и руки
часто опережали разум, очистила старую печку от сора и золы, поправила и
замазала щели, вставила в дыры кирпичи и жарко протопила парящее сооружение.
Я после смены и школьных занятий так уставал, что часто не хватало моих сил
осмотреться в хозяйстве, упредить намерения жены, проконтролировать ее
прыткие домашние действия. Она тоже смертельно уставала, а тут еще за
печника, за штукатура и за истопника поработала. Выкупала ребенка в железном
корыте, которое, опять же, изготовили в артели "Металлист"
инвалиды-жестянщики из кровельного железа...
Глухой ночью что-то грузно упало на меня -- я трудно проснулся. В
неуклюжей деревянной качалке, сработанной папашей, Семеном Агафоновичем, еще
своим детям, тепло укутанная, чихала и плакала девочка. Поперек кровати на
мне без памяти лежала моя жена. Сверхусилием -- мать же! -- не давая
окончательно померкнуть сознанию, она едва шевелила губами, еле слышно
повторяя: "Угар... угар..."
Я отбросил ее, резко вскочил и тут же возле кровати упал на пол.
Девочка все плакала и чихала. Я потом узнаю, что дети малые устойчивей
взрослых к угару. Я на карачках выполз на кухню и, хватаясь за все еще
горячую плиту, потянулся, чтобы открыть вьюшку, но не открыл -- старая
вьюшка заклинилась в щели, я обрушился на плиту, разбил лицо, рассек губу и,
увидев кровь, заливающую мою грудь, пополз к корыту, в котором мокли детские
пеленки, видимо, чтоб умыться. |