Изменить размер шрифта - +
."
     А  радио  на стене  все  пело, все заливалось  голосом  Александровича:
"Тиритомба! Тиритомба! Тиритомба, песню пой, ое-е-ей".
     Кастрюля  вновь  закипела,  запузырилась,  заплевалась  через  край.  Я
накинул шинель и пошел за дочкой.
     Состав еще  стоял против  окон. В раскрытых дверях, свесив ноги,  тесно
сидели пленные и что-то ели из котелков. Не  один я такой  жалостливый жил в
здешней  местности.   В   России  любили   и   любят  обездоленных,   сирых,
арестантиков, пленных,  бродяжих людей,  не дает голодная, измученная родина
моя  пропасть  и  военнопленным, последний  кусок  им  отдаст.  Вот  еще  бы
научиться  ей,  Родине-то  моей, и народу,  ее населяющему,  себя  жалеть  и
любить.
     Мне  показалось,  что из вагона,  стоящего против нашей избушки, кто-то
мне помахал, и я, разом на что-то озлясь, сквозь стиснутые зубы выдавил:
     -- Да поезжайте вы, поезжайте вы все отсюда поскорее.
     Когда  я тащил завернутую  в старую шаль  дочку, она, в папу нервная  и
чутливая,  уже  каким-то наитием  научившаяся угадывать  мое  настроение, не
тараторила, не рассыпалась стеклянными бусами смеха. Она крепко держалась за
мою шею, горячо дышала мне в ухо.
     Состава на путях уже не было. Уехали немцы. Домой уехали. Горя на земле
убыло...

x x x
     Спустя год  после рождения  дочери появился у нас сын. Если дочь  была,
что обезьянка, резва  и хулиганиста не  по возрасту, то  сын  рос худеньким,
плаксивым, тихим.
     Когда  он  рождался,  на  этот раз  в  родильном  доме  железнодорожной
больницы, я сохранял это дело в тайне, прежде всего в школе: молодой еще, за
партой сижу, а уже отец-героиня!
     Ребята  и  девчонки  в   нашем  классе  были  в  большинстве  вчерашние
школьники, поступившие  на  работу или  не желающие  учиться  в  нормальной,
дневной,  школе оттого, что там "строже". Ко мне они относились как к дядьке
--  почтительно  и  в то  же  время  насмешливо.  Помогали  мне  с  физикой,
математикой,  геометрией и  прочими тонкими  науками,  я же  их  выручал  по
гуманитарным предметам,  давал списывать  диктанты.  Хотя  я и кончил  шесть
классов черт-те когда и  многое забыл, но вчерашние  школьники, беспечные  и
беззаботные, знали литературу,  историю,  географию хуже меня, продолжавшего
запойно читать книги. Самый веселый урок у нас был анатомия: добрые молодцы,
в основном  семнадцатилетнего  возраста, приносили в класс "шкелет", как они
называли наглядное пособие, устанавливали его возле доски  то в хулиганской,
то в сексуальной позе, и хотя слово  это в те годы было неизвестно, девчонки
все равно догадывались, "об чем это", и которые хихикали, которые плевались,
но все  ждали  учителку,  как  она-то  отреагирует.  Попалась  нам  учителка
строгая,  обстоятельная. Она  молча  ставила  "шкелет" в  нормальную позу  и
только  после  этого произносила:  "Здравствуйте,  товарищи.
Быстрый переход