Осмотревши хоромину мою,
совсем помрачнел мой кум, однако на крестинах, где крепкущая брага с
водочным колобком лилась рекою, полюбив, как он говорил, с ходу меня и жену
мою, кричал, что советские бойцы нигде не сдаются, настоящие советские люди
в беде друг друга не оставляют.
Бедный, бедный мой кум, как и все прочие фронтовики, развеявшись по
земле, был так же, как и я, как и все вояки, одинок, в одиночку и бился,
выплывал к жилому берегу, но, истинно русский человек, он хотел кого-то
пустить в сердце, любить, жалеть, и тут подвернулись ему мы с женою, вовремя
и кстати подвернулись. Мы пели песни военной поры, старый Ширинкин пускался
в пляс, младший тоже истово стукал об пол ногой, но скоро понял, что на
одной ноге плясать -- все же дело неподходящее. Изрядно захмелев, иначе бы
не решился, от обильной еды и крепкой выпивки, я исполнил соло свою заветную
и вечную песню, сделавшуюся во мне молитвой, -- "Вниз по Волге-реке", кум
мой, целуясь и обливаясь слезами, кричал:
-- Не было у меня брата, не было, ты мне брат, ты, хоть и по морде
меня...
x x x
Кум мой вообще не давал проникать в себя унынию, явившись на мою
стройку, встряхнулся и произнес: "И не таки крепости одолевали большевики",
-- хотя сам был беспартийным и в доме его никаких партийцев не водилось,
книг он не читал, а вот поди ж ты, партийной идеологией проникся; кум велел
разбрасывать и свозить то, что называлось флигелем, что и было сделано с
толковой его помощью в ближайшее воскресенье мной, тестем и Азарием. В
разборке я показывал удаль, как-то будет в сборке. Кум подвез на стройку
моху, лоскуток толя, мешок пакли, ведро гвоздей, каких-то железяк полный
ящик. Я не понимал, зачем все это, потому как из железяк знал полезное
назначение лишь шарниров, шпингалетов и дверного крючка. Еще подарил мне кум
острущий плотницкий топор и умело насаженный фигурный молоток. Я радовался
этим вещам, как моя девчонка редкостным в ее судьбе магазинным игрушкам.
В следующее воскресенье трое мужиков и я на подхвате скатали и посадили
на мох два срубленных новых звена, и кум, который никогда не курил -- Азарий
тоже не курил, -- следя за дымом, пускаемым мной и тестем, заметил:
-- Легкими маешься, а смолишь!
Отпустивши тестя и Азария домой, кум еще поколотился на стройке, и, как
я понял, с умыслом, да не с простым.
-- Тебе край надо до осени влезть в свое жилище. Никому мы с детьми не
нужны, кроме самих себя да баб наших. Сруб собрать, окна вставить я помогу,
но дальше будешь колотиться один. У меня тоже работы с домом еще дополна,
тоже надо до холодов в свою нору заползти.
x x x
Я учился строить и жить в процессе жизни и стройки. Бил я молотком, как
и прежде, чаще по плотнику, чем по гвоздю, рука моя была разбита до кости.
Порешив, что мешает плотничать раздавленный палец, я попросил снять с него
напалок, сооруженный женою из лоскута сапожной кожи. Она состригла напалок.
Под ним оказался криво обросший розоватым мясом палец, из недр которого
робким лепестком восходил ноготь. |