Тут в избу мальчока забежал и, отдышавшись, сообщил о том, что невеста готова к обряду.

- Пора, - хлопнул Судимир рукой по столу. – Собирай поезд[2].

Вся родня жениха высыпала на улицу, да принялись рассаживаться по телегам.

А Весна все сидела на том сундуке, ни жива, ни мертва, даже свекла не помогла сокрыть бледность лика девичьего. Но сколько бы ни желала она сбежать, сколько бы ни просила Богов помочь ей, разумом-то все равно понимала – никуда уже не деться. Не будет больше охоты, не хаживать ей больше по лесам со Светехом, не гулять под луной, когда захочется.

Скоро с улицы донеслись звуки бубенцов. Благомир поспешил к воротам, дружки побежали в сенцы встречать жениха, а Искра отправилась к дочери:

- Что ж с тобой творится, голубушка? Неужто так боишься ложа супружеского? Ты не тревожься… Отай любит тебя, он лаской одарит.

- Не страшусь я ночи. – твердо ответила Весна.

- Тогда отчего печалишься? Как из лесу вернулась, будто подменили тебя.

- Не пекись обо мне, матушка. Я и была сильная, а чаща меня еще сильнее сделала. Вытерплю. Лишь бы у вас все ладно было.

- Не любишь Отая, верно? – очи Искры печалью наполнились.

- Не люблю.

- Послушай, Весна. Не ко всякому любовь сразу приходит, случается и пожить поначалу, а уж потом…

- Стерпится-слюбится?

- Верно.

- Не со мной, матушка. Не со мной. Терпеть буду, но полюбить не смогу. Как можно, ежели сердце… - но тут Весна смолкла, дабы не сболтнуть лишнего. – Не печалься, - спустя время продолжила с улыбкой. – Все будет хорошо.

- Горюшко ты мое, - обняла Искра дочь. – Боги всегда тебе благоволили, они в обиду не дадут.

На эти слова Весна лишь скромно кивнула, покуда знала, какую судьбу для нее уготовили те самые Боги.

Отай зашел в светелку и обомлел, уж больно красивая была Весна. То он ее видел в одежах простых, а сейчас стояла она величава аки жар-птица. А краса глядела на него и будто не видела. Баса[3] и силушка парня ее не трогали вовсе, тогда как глазки смотрели на Отая с придыханьем.

- Ты готова? – спросил он, когда подошел к невестушке.

- Готова, - ответила Весна и взгляд отвела в сторону.

- Вижу, страшишься, - дотронулся до ее плеча Отай. – Не бойся меня, я ж люблю тебя.

- Айда на венчание… Жрец уж поди заждался.

Отай тогда воздуха в грудь побольше набрал и кивнул. Думал парень, что Весна торопится из-за любви большой, просто горделивая, посему и скрывает чувства свои.

Когда показалась чета на крыльце, так народ деревенский загудел, ребятня в ладоши захлопала. Радость-то какая, сын Старейшины жениться пожелал, да еще и на такой красавице. От нее полдеревни молодцев млели, а досталась Отаю.

Жених усадил красу на телегу и выдвинулся поезд к старинному дубу, что рос неподалеку от дома Светеха. Там давно уж повелось обряды совершать, покуда у дуба этого некогда великий воин Белогой поборол медведя, что взбесился и пошел косить народ честной по чем зря.

К шествию вся деревня присоединилась, каждый вышел, дабы сына Старейшины поприветствовать и пожелать добра молодым.  Люди радовались, песни пели, вытанцовывали около телеги молодых, токмо невесте до них и дела не было, она все в чащу лесную вглядывалась, искала спасителя.

- Прибыли, - шепнул Отай на ухо Весне, когда пред ними высоченный дуб вырос.

Стоял великан на полянке, с одной стороны от старца лес возвышался, а по другую сторону луга начинались. Весна знавала эти места, частенько хаживала она мимо векового дуба, от него-то до Светеха было рукой подать.

У дерева жрец ожидал, вида устрашающего – длинная борода до самых колен, седые волосы до поясницы, глаза блестели как у ястреба, морщины глубокими бороздами легли на лик старческий. Голову его жестяной обруч стягивал, тело было облачено в просторные льняные одежды на поясе перетянутые бечёвой, а в руках старик держал посох резной.