– Она меня уверяла, что это нормально, что с Анитой все хорошо и скоро они опять будут вместе, но она просто хотела меня успокоить, я знаю, – рассказывала бабушка. – Здесь всем известно, что на севере разлучают семьи, это показывают по телевизору. Вот только вчера мы видели трехлетнего малыша, он хватался за ноги своего папы, плакал, кричал, бедняжка, а его схватили за руки и оторвали силой. А еще видели детишек, которых «койоты» оставляют одних в пустыне. Даже совсем маленьких!

Фрэнк и Селена узнали, что Марисоль работала горничной с понедельника по пятницу в резиденции одного политика, в столице. Его дом в жилом комплексе «Антигуо Кускатлан» был одним из четырех на закрытой территории, охраняемой днем и ночью. По пятницам в шесть часов вечера Марисоль заканчивала работу и садилась на автобус до Чальчуапы, чтобы провести конец недели с семьей. Остальное время бабушка, у которой в мастерской по производству индиго был скользящий график, присматривала за внучкой. Эдувихис была «пунтера», самый важный человек в сложном процессе превращения семян хикилите в красящую пасту: она определяла нужную степень окисления. Имея богатый опыт, она также рассказывала экскурсантам о каждом этапе работ, от семян до окрашенной ткани.

После смерти мужа, случившейся пять лет назад, у Марисоль были ухажеры, но она их отвадила: слишком уставала, хотела просто проводить время дома. И все еще горевала, думала, что ей никогда не найти такого спутника жизни, как Рутилио, который вдобавок стал бы хорошим отчимом.

– Моя невестка соблюдает приличия, она никогда не водила этих типов ко мне домой, – уточнила Эдувихис и добавила, что единственным исключением стал Карлос Гомес, охранник в закрытом жилом комплексе, где Марисоль работала горничной.

Он приходил без приглашения; униформа как будто наделяла его всемогуществом. В первый раз Марисоль говорила с ним на улице, хотя они и были знакомы, но потом уже было невозможно захлопнуть дверь у него перед носом. Гомес являлся без предупреждения, в любой час, и желал видеть Марисоль.

– Марисоль заявила, что этот человек стрелял в нее перед тем, как она убежала из страны с Анитой, – заметила Селена.

– Моя невестка что-то обнаружила. Какой-то секрет. Мне она ничего не рассказывала, но я слышала их разговор с Гомесом. Я не подслушивала, просто стены здесь очень тонкие.

– Вы сумели понять, о чем шла речь?

– Нет. Марисоль ему обещала, что ничего никому не скажет, это ее не касается, пусть только оставит ее в покое. Он то угрожал ей, то начинал приставать, лапал и пытался поцеловать. Она его очень боялась.

Бабушка тоже боялась Гомеса: тот иногда приходил посреди недели, зная, что Марисоль дома нет, и хотел увидеть Аниту. Требовал, чтобы девочка называла его «дядя Карлос», приносил маленькие подарки, игрушки или сласти. «Чтобы малышка ко мне привыкла, полюбила меня», – говорил он. Марисоль ужасно нервничала и велела свекрови ни под каким предлогом не оставлять Карлоса Гомеса наедине с девочкой.

– Но однажды в пятницу он забрал Аниту на выходе из школы. Это случилось уже после аварии. Посадил к себе в машину, и девочка не сопротивлялась, потому что он сказал, что это я велела. Учительница хотела вмешаться, но он представился дядей Аниты и добавил, что собирается отвезти ее к подружке на день рождения. Но заметил, наверное, в зеркальце заднего вида, что учительница сфотографировала его машину на мобильник.

Тем вечером Марисоль, вернувшись из города, застала свекровь в отчаянии: девочка не вернулась. Эдувихис, как всегда, пошла за внучкой в школу, и учительница сообщила ей про дядю и день рождения и показала фотографию.