Изменить размер шрифта - +
 — Двенадцать лет назад, прямо перед вашей с Кириллом свадьбой, ко мне приходила его покойная мать, Анна, и просила вас обвенчать, но я отказался. И не только из-за того, что это была страстная суббота, а ещё и из-за того, что Кирилл женился на тебе под прицелом отцовского обреза… И я об этом знал, — с трудом сглотнув, отец Валерий на миг прикрыл глаза. — Я знаю, тебе больно это слышать, но кроме меня тебе этого никто никогда не скажет: Кирилл никогда не любил тебя. Просто у него не было выбора.

— Зачем вы мне это говорите? Кто дал вам право вмешиваться в чужую жизнь?! — в голосе Марьи зазвучало отчаяние. — Разве недостаточно того, что я люблю его?

— Если ты действительно его любишь, отпусти, — просто сказал он, и внезапно тело Марьи стало мягким, как вата.

— А если не отпущу? — пошатнувшись, она остановилась и взялась рукой за острый край штакетника.

— Бог тебе судья, Марья, у каждого своя жизнь, — повернувшись, отец Валерий подошёл к калитке кряжинского дома, молча распахнул её и, не оборачиваясь, зашагал прочь.

Постояв несколько минут в нерешительности, Марья приблизилась к открытой калитке и бросила взгляд в пустые окна. На миг ей показалось, что в одном из них мелькнул силуэт Кирилла. Зажмурившись, она до крови закусила губы, и тут же перед её глазами встал образ покойного Савелия. Подмигивая, будто издеваясь, он манил её за собой, и его тёмно-вишнёвые губы в окладе густой бороды кривились в усмешке.

Увидев ненавистное лицо, Марья скрипнула зубами, и из её груди донёсся странный звук, напоминающий стон раненого зверя. Боясь передумать, она с силой потянула калитку на себя и резко закрыла щеколду. Застыв в неестественной позе, Савелий глухо захохотал и начал медленно растворяться в воздухе. Белея, он с каждой секундой становился всё легче и прозрачнее, пока не пропал совсем, а Марья стояла у калитки и чувствовала, как уходит её счастье.

 

* * *

— То есть как это, больше здесь не работаю?

Не веря своим ушам, Любаша попыталась миновать пост вахтёра у входа, но Крамская, растягивая на лице улыбочку, сочащуюся неподдельной радостью, встала у неё на пути и, раскинув руки в стороны, словно заправский вратарь, браво тряхнула светло-пегими кудельками перманентной завивки.

— До-о-олго я ждала этого дня, почитай что десять лет! — вспыхнули линялые глаза Натальи и стали похожи на мутно-серое октябрьское небо, до конца выжатое осенними дождями. — Вот, Любка, Бог все видит, и до тебя очередь дошла!

— А не рано ли ты обрадовалась? — стараясь не показывать, что ей начинает овладевать самая настоящая паника, Любаша заставила себя насмешливо улыбнуться. — А если это всё ошибка и я останусь на своём прежнем месте, что тогда? Ведь я же тебя раздавлю, как козявку, не боишься?

— Как же, жди, ошибка! А это ты видела? — сложив кукиш, Наталья демонстративно плюнула на большой палец и, резко выбросив руку вперёд, поднесла её к самому лицу Шелестовой. — Не всё коту масленица, теперь и тебе придётся умыться кровавыми слезами! Шиш ты попадёшь обратно на своё тёпленькое местечко, там уже третью неделю заправляет другая, — Крамская победно ухмылялась, торжествующе сияя глазами.

— Какая ещё другая? — несмотря на все свои старания, Любаша не могла скрыть тревогу в голосе.

— Самая обыкновенная! — Наталья наслаждалась минутой, которую она ждала долгих десять лет. Она победно вскинула одну бровь, качнулась из стороны в сторону и, довольно улыбаясь, забарабанила пальцами по железной трубе входного турникета.

— У тебя что, от злости в голове помутилось? Какая может быть другая, если меня никто не увольнял? Да, перед отпуском я попросила Зарайского подыскать мне на месяц замену, ну и что! — голос Шелестовой понемногу обретал былую уверенность.

Быстрый переход