— Я же училка, — смех Марьи разлился звенящими колокольчиками. — Вот здесь, по этим дорожкам раньше прогуливались только богатые аристократы, «голубая кровь», а те, кто не принадлежал к московской знати, стояли во-он на тех боковых дорожках, — махнула рукой она, — и завидовали этим счастливчикам. Представляешь, толстые кошельки обменивались поклонами и с важным видом судачили о всякой чепухе, а простые люди толпились у стен домов и издалека глазели на всё это разодетое общество.

— Ну, после твоих слов я почувствовал себя премьер-министром, — со смехом отозвался Семён. — Только ты не очень-то задирай нос.

— Это с какой стати я его должна задрать? — не сразу поняла Марья.

— Ну, если я — премьер-министр, то ты, соответственно, жена премьера, то есть вторая леди государства.

— Ну, нет, второй я быть не согласна, — надула губы Марья.

— А на первую ты совсем не тянешь, — замотал головой Семён.

— Что?!

— Первая всегда была упитанной, а ты у меня стройная как тростиночка.

— Ну, ладно, на этот раз считай, что ты выкрутился, — смилостивилась Марья, — но в следующий раз…

— В следующий раз мы пойдём с тобой гулять по какому-нибудь другому бульвару, — предусмотрительно сообщил Семён.

Над головой Семёна и Марьи чуть слышно шептались вязы и липы; по тротуарам, весело перемигиваясь между собой, прыгали вихрастые солнечные зайчики, а с неба, пробираясь сквозь просветы между резными подвижными листиками, на город лилась ярко-васильковая глазурь, похожая на сахарную помадку, украшающую пасхальные куличи.

— Сём, а в «России» идет «Высокий блондин в чёрном ботинке». Я так люблю Ришара, давай сходим, тут же совсем недалеко, — неожиданно предложила Марья.

— Вот уж, конечно, мы придём, а для нас как для премьер-министра с женой оставили два билетика на ближайший сеанс, — иронически улыбнулся он. — А может, ну его, этого блондина с его ботинками, а, Маш? Ведь часа два придётся в кассу стоять, да и то неизвестно, достанем ли билеты, — Семён недовольно поморщился.

— А на «блондина» до шестнадцати лет не допускают, — тон Марьи стал интригующим.

— Тогда тем более не пойдём, у тебя же с собой паспорта нет, а так тебе никто больше пятнадцати не даст, — в глазах Ветрова запрыгали маленькие озорные бесенята.

— Ну, Сём, я серьёзно! — повернув своё узкое личико к мужу, Маша умоляюще посмотрела ему в лицо. — Сёмушка, ну пожалуйста, мне так хочется!..

— Желание женщины — закон для мужчины, пойдём, попробуем на твои «ботинки» попасть, — со скрипом согласился Семён, — только сначала давай в какую-нибудь столовку заскочим, а то у меня от голода скоро живот к позвоночнику прилипнет, это ты у меня, барышня, в отпуске, а я — труженик. Кстати, об отпуске. Когда ты надумала к родителям в Озерки ехать?

— А разве мы не вместе едем?

— Нет, Манюнь, в Озерки тебе придётся ехать одной, я же в прошлом году отгулял отпуск весной, а в этом у меня по графику декабрь. Это только училкам везёт, а у простых смертных всё не так легко.

— Тогда, может, поедем вместе в какую-нибудь ближайшую субботу, а в воскресенье ты вернёшься обратно в Москву, а я останусь на недельку погостить у своих.

— Знаешь, Манюнь, у меня две субботы подряд — «чёрные», так что до августа вырваться из Москвы никак не получится.

— Кроме тебя, что, работать больше некому? — в голосе Марьи послышалось разочарование.