– В‑вот ты г‑где, Носач! – Крепыш ухватил Блейда за руку и стал тянуть наружу из мрака кладовой. – Пйдем! С‑с‑спыты‑кловки ще ц‑целое м‑море! И д‑девочки! Что… что надо… Пйдем!

Потянувшись, Блейд обнаружил, что совсем не хочет спать. Он выбрался за Крепышом на палубу; тот вцепился в его руку – не то от избытка дружеских чувств, не то пытаясь сохранить равновесие – и настойчиво тянул к сходням. Перебравшись на борт соседнего корабля, Блейд вдруг хлопнул себя по лбу и остановился.

– Эй, приятель, так мы не договаривались, – он слегка тряхнул Крепыша. – Дама, что командует этим броненосцем, запретила мне появляться на своей территории!

– Да ну? – матрос с удивлением воззрился на него. – В вот ак‑кулий п‑потрох! Хрылятина поганая! А т‑ты наплюй, Н‑носач! Наплюй‑и в‑все! – он шаркнул ногой, словно растирая по палубе плевок.

– Что‑то ты расхрабрился, парень, – с усмешкой заметил Блейд. – Смотри – она тебя одной грудью придавит.

– М‑меня? – Крепыш попытался выпрямиться, однако ноги его разъезжались. – Д‑да я… д‑да ты… д‑да мы ее… – он задумался на миг, потом с неожиданной энергией потащил Блейда вперед – Пойдем! П‑плевать! Хр‑хр‑хрылятина… задница пр‑пр‑тухшая… Не боись… Ррразберемся…

Он бормотал еще что‑то, и Блейд, решив, что Грудастой сейчас не до них, перестал сопротивляться. В конце концов, Крепыш был единственным существом в этом мире, с которым его связывало нечто похожее на дружбу, не мог же он просто оставить хмельного моряка у трапа, чтобы тот сверзился в воду.

Итак, Блейд последовал за ним на правый борт, где у перевернутой шлюпки расположилась компания самых выносливых его соседей по кубрику: Пегий и Канат с Бородой. Пегий, впрочем, уже спал, умостив голову на коленях своей дородной подружки, но остальные двое еще держались, прислонившись спинами к лодке. Их приятельницы, тоже изрядно хлебнувшие, хихикали и перешептывались, с интересом поглядывая на двурукого великана, которого приволок Крепыш.

– В‑вот, п‑прив‑вел, – заявил тот, шлепнувшись рядом с женщинами. – Эт‑то наш Н‑н‑сач… с да‑а‑альних остр‑вов… Он с‑сам не знает, от‑к‑куда… Н‑но пар‑рень ха‑а‑ароший…

Крепыш потянулся к кувшину, покачал его, потом дернул за ручки второй и третий. Видимо, не один не оправдал его надежд.

– В‑все выл‑лакали, ак‑кулья тр‑буха? – возмущенно вопросил он. – А за Н‑но‑сача чего в‑вы‑пьем? Дер… дерм‑мдавы! – Секунду‑другую матрос напряженно размышлял, потом хлопнул Блейда по голому колену: – Сл‑сл‑шай, Н‑сач… Буудь др‑гм… У мня… в с‑стун… с‑тнд… сууу‑ндучке, – наконец с усилием вымолвил он, – кух‑шинчк… на в‑вся‑кий ссслу‑чай… Пр‑неси… И ник‑кому ни зв‑вука!

Не споря, Блейд поднялся и пошел к сходням, провожаемый заботливым напутствием Крепыша:

– Т‑ты поп… поп‑робуй, чего бер‑решь… В дргом… кух‑шинчке… кр‑раска…

Он прихватил масляный светильник и спустился вниз. В кубрике пустовала половина коек; в остальных раскатисто храпели и посвистывали носами хадры. Блейд подошел к лежбищу Крепыша и откинул крышку объемистого сундучка; у задней его стенки в плотном строю торчали не две, а пять запечатанных глиняных фляг – четыре маленьких и одна побольше, кварты на полторы. С минуту он сосредоточенно созерцал их, потом догадался, что в маленьких кувшинчиках хранятся краски четырех цветов – для разрисовки тенгов. В большом, следовательно, было спиртное.

Блейд, однако, решил удостовериться. Он сломал восковую печать, вытащил пробку, понюхал и хлебнул.