Нурам требовалось выпустить пары; и если им не представятся возможность поквитаться с главным виновником, объявленным самими териотами вне закона, они обрушатся на город. А так перед ними была достойная цель – мерзавец, прикончивший их лучшего бойца и подбивший на бунт рабов‑хадров.

Однако Блейда подстегивало не только желание сыграть благородную роль громоотвода. Ему не нравились нуры, но были весьма симпатичны териоты (надо сказать, что ночные старания Эдары внесли весьма существенный вклад в это его мнение); он собирался показать островитянам, что не боги горшки обжигают и не боги их колют. А также – как раскалывать эти самые горшки. Рано или поздно он уйдет, а на острове Тери сложат легенду про санура, пустившего кровь дружине северян; может кто‑то и призадумается? Главное, чтобы крови этой было побольше.

Одна легенда уже проклюнулась на свет. Однажды Блейд спросил у Мохнача, как тот собирается назвать свой клан и судно, на котором выйдет в море. Хадр удивленно моргнул.

– Конечно, это будет клан Рисарса‑Носача! – уверенно заявил он, расстрогав разведчика едва ли не до слез.

– Но вам придется создать три или четыре новых племени – по числу судов, – начал объяснять Блейд. – Не могут же все они носить мое имя.

– Верно, да не совсем. Мы уже разделились на команды, – Мохнач вытянул переднюю руку и, загибая пальцы, начал перечислять: – Мой клан – Рисарса‑Носача; Щербатого – Носач‑Победитель, Гарпуна – Быстрый Рисарс. – Вдруг он расхохотался. – А этот дерьмодав Шрам назвал своих Носач‑Нурло!

Усмехнувшись, Блейд сказал:

– Передай Шраму, чтобы он переименовал судно. Мне будет приятно, если Шрам назовет корабль и свое новое племя «Прекрасная Эдара».

Мохнач хмыкнул и молча кивнул головой.

Разведчик не сомневался, что просьба его будет исполнена. А это значило, что отныне по бескрайнему океану, под свист катразских ветров, будут вечно носиться три корабля его имени и еще один, напоминающий о прекрасной женщине с темными душистыми волосами. Четыре корабля… или три – или два… или один… Смотря сколько хадров останется в живых после битвы.

Блейд надеялся, что хотя бы на один‑единственный экипаж их хватит. И если случится так, что в сражении падет тысяча моряков и большинство их предводителей, то – во имя Зеленого Кита, прародителя! – пусть именно Шрам останется в живых!

* * *

Шел тринадцатый день после заседания Совета архонтов, когда в полдень к форту Блейда подошел внушительный обоз, который охраняло с полсотни дюжих молодцов. К удивлению разведчика, все они были вооружены тяжелыми топорами и арбалетами. Он спустился вниз по приставной лестнице и тут же попал в объятия Тарконеса.

– Лучшие парни из моего отряда, – сказал кузнец, потирая лысый череп. – Отменные стрелки, и все, как один, хотят взглянуть, какого цвета кровь у нурешников.

Блейд вздернул бровь, но ничего не сказал. С того дня, когда Тарконес свалил табурет в зале Совета, как‑то само собой разумелось, что отбивать северян они станут вдвоем. Видно оружейник решил, что пора собирать силы.

Тарконес дернул Блейда за руку, заставив своего рослого собеседника пригнуться, и зашептал ему в ухо:

– Ночью пришла одномачтовая посудинка из Халлота с предупреждением. Они обогнали большие корабли на день; значит, завтра нуры будут здесь. Я тут же собрал своих, загрузили на телеги припасы – стрелы, дротики, горшки с жиром и жратву – и махнули к тебе. Видишь, – он с гордостью продемонстрировал свой шлем, уже без дельфина, – мы теперь тоже бунтари, а не стрелки териутского гарнизона!

Блейд ухмыльнулся и хлопнул кузнеца по плечу.