В марте 1741 года, когда эскадра пробивалась сквозь воющую тьму к неуловимому мысу Горн, Байрон пытался устоять на посту. Он расставлял ноги, как ковбой-гаучо, и цеплялся за что-нибудь, чтобы его не выбросило в пенящееся море. В небе сверкнула молния – на миг все озарило светом, но тут же тьма вновь поглотила мир. Становилось все холоднее – и вот уже дожди превратились в снег с дождем, а потом и вовсе в мокрый снег. Канаты обледенели. Несколько моряков скончались от переохлаждения. «Ниже сорока градусов широты нет закона. Ниже пятидесяти градусов нет Бога», – гласила морская поговорка. Байрон и остальная команда шли как раз в неистовых пятидесятых. Ветер в этих краях, отмечал юноша, дует с «такой силой, что ничто не может ему противостоять, а морские волны вздымаются так высоко, что бьют и рвут корабль на куски». Он пришел к выводу, что это было «самое тяжелое плавание в мире».

Байрон знал, что эскадре нужна стойкость каждого матроса и каждого юнги. Но почти сразу после того как 7 марта «Вейджер» прошел пролив Ле-Мер, он заметил, что многие спутники не могут подняться с гамаков. Их кожа сначала посинела, а затем почернела, как уголь. То было настоящее «буйство грибковой плоти», как выразился преподобный Уолтер. Вначале лодыжки страшно распухали, а затем болезнь поднималась все выше – от икр к бедрам, а потом и вовсе к плечам. Перенесший этот недуг преподаватель Томас вспоминал, что сначала он почувствовал лишь небольшую боль в большом пальце левой ноги, но вскоре заметил распространяющиеся по всему телу твердые узлы и язвенные раны. Это сопровождалось, писал он, «такими страшными болями в коленных, голеностопных суставах и суставах пальцев стопы, что до того, как я их испытал, мне казалось, что выдержать их не в человеческих силах». Позже этим ужасным расстройством страдал Байрон и обнаружил, что оно вызывает «самую сильную боль, какую только можно представить».

По мере того как болезнь поражала лица матросов, некоторые из них стали напоминать порождаемых собственным воображением монстров. Их налитые кровью глаза буквально вылезали из орбит. Зубы и волосы выпадали. Дыхание было столь зловонно, будто их уже настигла смерть. Казалось, ослабли хрящи, скреплявшие тела. В некоторых случаях вновь проявлялись даже старые травмы. У участника произошедшей в Ирландии более полувека назад Бойнской битвы внезапно снова открылись старые раны. «Еще поразительнее, – заметил преподобный Уолтер, – сросшийся после Бойнской битвы перелом кости вновь разошелся, точно никакого сращения никогда не было».

Затем начались галлюцинации. Люди погружались в видения буколических ручьев и пастбищ, а очнувшись и осознав, где находятся, впадали в полное отчаяние. Преподобный Уолтер отметил, что эта «странная удрученность духа» сопровождалась «трепетом, дрожью и… ужаснейшими страхами». Один медицинский эксперт сравнил это с «распадом души». Байрон видел, как некоторые сходили с ума – или, как написал один из его товарищей, болезнь «проникла в их мозг, и они погрузились в бредовое безумие».

Они страдали тем, что один британский капитан назвал «морской чумой», – цингой. Как и все остальные, Байрон не знал, чем она вызвана.