Решение проблемы, однако, было элементарным. Цингу вызывает дефицит витамина C, который содержится в сырых овощах и фруктах. В результате человеческий организм перестает вырабатывать волокнистый белок, известный как коллаген, который скрепляет кости и ткани и служит для синтеза дофамина и других гормонов. Скорее всего, люди Ансона страдали от нехватки и других витаминов, таких как ниацин (его дефицит приводит к психозу) и витамин A (его недостаток провоцирует куриную слепоту). Позже лейтенант Сумарес ощутил силу некоторых питательных веществ. «Я отчетливо наблюдал, – писал он, – что в человеке присутствует нечто неуловимое, чего ни восполнить, ни сохранить без помощи определенных земных частиц, или, говоря попросту, земля – неотъемлемый элемент человека, а овощи и фрукты – единственное лекарство». Немного цитрусовых – вот и все, что требовалось Байрону и его товарищам для борьбы с цингой. Они даже останавливались для пополнения запасов продовольствия на острове Санта-Катарина, где в изобилии произрастали лаймы. Лекарство – тот самый незапретный плод, десятилетия спустя вошедший в рацион всех британских моряков, даже прозванных «лаймы», – находилось буквально у них под рукой, но так и не было найдено.

* * *

Эскадра двигалась дальше. Байрон с тоской наблюдал, как многие больные задыхались, как будто тонули на суше. Они умирали один за другим – вдали от семей и могил предков. Кое-кто из тех, кто пытался встать, как отмечал преподобный Уолтер, «умирал, не успев добраться до палубы, и никого не удивляло, что еще способные ходить по палубе и выполнять какие-то обязанности в одно мгновение падали замертво». Скоропостижно умирали даже те, кого переносили из одной части корабля в другую в гамаках. «Просто невозможно хоронить чаще, чем каждое утро, по восемь или десять человек с каждого корабля», – писал в своем журнале Милькамп.

В целом почти три сотни из примерно полутысячи человек «Центуриона» в конечном итоге были занесены в список «СБ» – смерть от болезни. Сообщалось, что из примерно четырех сотен человек, отбывших из Британии на «Глостере», три четверти похоронили в море, в том числе всех рекрутов-инвалидов. Капитан, который сам был очень болен, записал в бортовом журнале: «Зрелище было настолько удручающим, что словами не передать страданий, в которых умерли некоторые люди». «Северн» похоронил двести девяносто матросов и юнг, «Триал» – почти половину экипажа. На «Вейджере» Байрон видел, как первоначальная команда из двухсот пятидесяти офицеров и матросов сократилась до менее чем двухсот двадцати, а затем до менее двух сотен. Выжившие были «настолько слабы и истощены», что практически не отличались от мертвецов, и один офицер сказал, что «мы едва передвигались по палубе».

Болезнь расторгла не только узы, скреплявшие тела моряков, но и те, что связывают экипаж с судном. Некогда могучая эскадра напоминала корабли-призраки, где, согласно одному рапорту, процветали только паразиты: «Между палубами было замечено так много крыс, что любому, кроме очевидца, это показалось бы невероятным». Грызуны наводнили каюты, бегали по обеденным столам и уродовали лежавших на палубе в ожидании погребения покойников. У одного трупа выели глаза, у другого – щеки.

Байрон и другие офицеры каждый день заносили в свои дневники имена только что «ушедших из жизни» товарищей. В докладе Адмиралтейству капитан «Северна» писал, что после смерти штурмана корабля он заполнил вакансию, повысив в должности моряка по фамилии Кэмпбелл, показавшего «большое усердие и решительное поведение при всех наших трудностях и опасностях».