Чип хотел предпринять последнюю попытку обогнуть мыс. Они были так близко, и капитан был уверен: его план увенчается успехом, стоит им только преодолеть это испытание. Но моряки больше не желали терпеть его всепоглощающую одержимость и решили вернуться туда, откуда давно пытались сбежать: на остров Вейджер. «Теперь мы утратили всякую надежду когда-либо вернуться на родину», – писал Кэмпбелл, и они предпочли провести свои последние дни на острове, ставшем «своего рода домом».

Чип неохотно согласился. Потребовалось почти две недели, чтобы вернуться на остров. Вся эта катастрофическая вылазка длилась уже два месяца. За время путешествия они доели последние остатки провианта, Байрон съел даже прогорклую, дурно пахнущую тюленью шкуру, которой обматывал ноги. Он услышал, как несколько потерпевших кораблекрушение перешептывались о жеребьевке и «предании одного человека смерти ради выживания остальных». Это было посерьезнее уже имевшего место ранее поедания отдельными моряками трупов. Это было убийство товарища ради пропитания – ужасный ритуал, позже нарисованный живым воображением поэта лорда Байрона:

И все же потерпевшие кораблекрушение не смогли зайти так далеко. Вместо этого они, шатаясь, взобрались на гору Несчастья и нашли разложившееся тело своего товарища – человека, чей дух, как они верили, их преследовал. Они вырыли яму и похоронили его. После этого вернулись в поселение и затаились, прислушиваясь к ровному шуму моря.

Глава двадцатая

«День нашего спасения»

Балкли и еще пятьдесят восемь потерпевших кораблекрушение, вернув «Спидуэлл» на прежний курс, медленно дрейфовали по Магелланову проливу к Атлантике. Разбитый, протекающий «Спидуэлл» не мог идти круто к ветру, и Балкли изо всех сил старался держать курс. «Любому мыслящему человеку одного лишь зрелища того, что лодка не поворачивает в наветренную сторону, достаточно, чтобы прийти в уныние», – написал он, добавив, что судно продолжало «столь жалкое плавание».

Балкли исполнял обязанности главного штурмана – без подробной карты региона он собирал воедино подсказки о ландшафте из отчета Нарборо и сопоставлял их с собственными наблюдениями. Ночью с кружащейся от голода и усталости головой он «читал» по звездам, определяя широту судна, в течение дня оценивал его долготу счислением пути, а после сравнил эти координаты с приведенными Нарборо – еще одним элементом головоломки. Типичная запись в его дневнике гласила: «В восемь часов увидел два скальных выступа, отстоящих на две лиги [девять с лишним километров] от напоминающего старый за́мок участка суши».

По мере продвижения по проливу, иногда под парусом, иногда на веслах, он и его люди проходили мимо сероватых лесистых холмов и голубых ледников, а вдали виднелись Анды с их бессмертными снежными шапками. Как позже писал Чарльз Дарвин, именно при взгляде на эту береговую линию «сухопутного человека неделю преследовали видения кораблекрушений, опасностей и смерти». На одном из утесов потерпевшие кораблекрушение заметили двух индейцев в головных уборах с белыми перьями, туземцы лежали на животе и смотрели на них сверху вниз до тех пор, пока не скрылись из виду. Балкли и его народ миновали мыс Фроуард, самую южную точку континентальной части материка, где два рукава пролива – один из Тихого океана, другой из Атлантики – сходятся воедино. Отсюда водный путь резко поворачивает на северо-восток. Пройдя по нему более тридцати километров, Балкли и его люди наткнулись на порт Голода – еще одно проявление имперской гордыни. В 1584 году испанцы, полные решимости взять под контроль доступ к проливу, попытались основать здесь колонию с тремя сотнями поселенцев: солдат, францисканских монахов, женщин и детей.