Шлюпки стояли на якоре недалеко от берега, и Чип назначил по два человека на каждое судно для несения ночной вахты. Байрону выпало дежурить на барке. Но и он, и другие были разморены едой и заснули в блаженном предвкушении: может быть, завтра они наконец обойдут мыс.

* * *

Что-то с глухим стуком ударило в барку. «Я был… разбужен необычным движением лодки и ревом бурунов со всех сторон вокруг нас, – писал Байрон. – В то же время я услышал пронзительный крик». Как будто снова появился призрак с острова Вейджер. Крики доносились с ялика, стоявшего на якоре в нескольких метрах от них, и Байрон успел вовремя обернуться и увидеть, как лодку с двумя моряками на борту переворачивает волна. Ялик затонул. Одного человека прибоем выбросило на берег, другой утонул.

Байрон ожидал, что в любой момент перевернется его лодка. Вместе со своим спутником он поднял якорь и греб, направив нос барки к волнам, стараясь не подставить под удар борт и ожидая, когда уляжется буря. «Здесь мы провели весь следующий день, в огромном море, не зная, какова будет наша судьба», – писал он.

* * *

Добравшись до берега, они собрались с Чипом и другими выжившими. Теперь группа насчитывала восемнадцать человек, но без ялика уже не было места, чтобы перевезти их всех. На барке с трудом поместятся еще трое, но четверым придется остаться – иначе погибнут все.

Выбор пал на четверых морских пехотинцев. Солдаты, они не обладали навыками плавания под парусом. «Морские пехотинцы были помешаны на том, что не несут никакой службы на борту, – признался Кэмпбелл, отметив: – Это было печально, но нас вынудила необходимость». Он записал фамилии всех морских пехотинцев: Смит, Хоббс, Хертфорд и Кросслет.

Чип дал им ружья и сковороду. «Наши сердца обливались кровью от сострадания к ним», – написал Кэмпбелл. Когда барка отплыла, четверо морских пехотинцев стояли на берегу, трижды прокричав им приветствие: «Боже, благослови короля!»

* * *

Через шесть недель после того как Чип и его группа покинули остров Вейджер, они в третий раз добрались до мыса. Море бушевало сильнее, чем когда-либо, но капитан поманил людей вперед, и они проплыли мимо одного утеса, потом другого. Оставался последний. Они почти миновали его. Но экипаж рухнул, измученный и разбитый. «Поняв, что ни одна лодка не может обогнуть мыс, люди упали на весла, пока лодка не оказалась очень близко к бурунам, – писал Байрон. – Я думал, что они хотят сразу покончить со своими жизнями и страданиями». Какое-то время никто не шевелился и ничего не говорил. Они были почти у самых бурунов, рев прибоя оглушал. «Наконец капитан Чип сказал, что люди должны либо немедленно погибнуть, либо упорно грести».

Моряки взялись за весла, напрягаясь ровно настолько, чтобы не налететь на камни и развернуть лодку. Как заметил Байрон, «теперь мы смирились со своей судьбой», отказавшись от «всех мыслей о дальнейших попытках обогнуть мыс». Многие моряки объяснили свои неудачи тем, что не похоронили товарища на острове Вейджер. Потерпевшие кораблекрушение вернулись в бухту в надежде найти хотя бы морских пехотинцев. Почему-то они решили, что втиснут их на борт. Как писал Кэмпбелл: «Мы считали, что если лодка утонет, то нам до́лжно освободиться от той жалкой жизни, которую мы влачили, и умереть всем вместе».

Но кроме лежащего на берегу мушкета, от морских пехотинцев не осталось и следа. Они, несомненно, погибли, но где их тела? Потерпевшие кораблекрушение искали способ почтить память четырех товарищей.