А раз угощают, ломаться не стоит.
Тоже повторяю его движения, подхожу к столу, беру ароматного чайку и с шуршанием разворачиваю шоколадную конфету в яркой золотисто зеленой обертке. «Золотая рыбка», хм, с орешками. Не особенно люблю конфеты с разными наполнителями, но в гостях свое «фи» не показывают.
– Вкусные? – без всякой насмешки в голосе спросил Брюс, делая глоток.
– Отличные, – киваю я и смотрю на Старейшину. – Вам дать чаю, Семен Игоревич?
Старик махнул рукой и неожиданно сказал:
– Пойду я, Александр Яковлевич. Беседуйте тут. Только не обижайте мальца. А то знаю методы Коллегии.
– Ну что вы, Семен Игоревич, – с нотками обиды произнес Брюс. – Мальчик зело сообразительный и речистый. Думаю, найдем друг с другом общий язык.
– Речистый не по возрасту, – ухмыльнулся Булгаков. – Я за его язык и беспокоюсь. Не наговорил бы лишнего.
Намекает на то, чтобы я следил за собой. Действительно, сболтну чего нибудь такого, что пойдет только во вред. Проводив взглядом деда, я вздохнул и отставил недопитую чашку в сторону. Я бы не отказался от его присутствия, но хозяин кабинета на что то намекал не просто так. Он хотел, чтобы Булгаков ушел.
Повисло молчание, которое беспокоило только меня. Главный чародей открыл какую то папку и пролистывал вложенные в нее бумаги. Некоторое время он вовсе не замечал, что здесь еще кто находится. Или намеренно нагнетал ситуацию, чтобы я начал ерзать и волноваться.
– Итак, Викентий Волховский, воспитанник новгородского детского приюта, – неожиданно сказал Брюс, не отрывая взгляд от папки. – Оставлен в младенчестве, родители неизвестны. Дар активирован в восемь лет. Но какой именно – в досье не указано. Я попробовал узнать, но всюду натыкался на литеру «К». Значит, искорка у тебя, Викентий, необычная. И проявилась она во всем великолепии во время праздника на стадионе Болотного. Очень необычный Дар. Каково это – быть Разрушителем?
Мне слегка поплохело, а потом взяв себя в руки, я проанализировал ситуацию. Брюс просто обязан был знать о моем Даре. И, конечно, все знает. Он же напрямую подчиняется императору, вхож в его кабинет без доклада, можно сказать – Ближний круг. Чего я напрягся?
– Не совсем хорошо, – буркнул я, смывая чаем липкую шоколадную сладость с языка. – Была бы магия, а так непонятно что. Убить меня запросто можно, а я ничего не смогу сделать. Ни защититься стихийным плетением, ни ударить.
– Н да, печальную ты картину нарисовал, Викентий, – покивал Брюс. – Сочувствую. Но это не твой выбор, к сожалению. Ты или подстроишься под него, или возьмешь в свои крепкие руки. Извлечь пользу можно из любой ситуации. Даже из дара разрушения.
Он откинулся на спинку кресла, переплел пальцы между собой и продолжил:
– Тебе придется жить как обычному человеку, зная, какой мощью обладаешь. Это очень трудно, это чертовски обидно, когда вокруг тебя бушует магия. Мы, например, черпаем энергию из окружающего мира и пользуемся ею в разных ситуациях. Но знай: одаренные гибнут очень часто, так же часто, как и простолюдины. Просто мы никогда не пересекаемся друг с другом, наши социальные лифты ходят на разных горизонтальных уровнях. И от тебя зависит, в каком лифте передвигаться. Но сначала мы должны убедиться, что ты хочешь подняться наверх, туда…
Палец Брюса ткнулся в потолок кабинета. Жест понятен, но я еще плохо соображаю, чего добивается чародей. Думал, с меня будут снимать шкурку, а попал на душещипательную беседу.
– Мы можем тебя подкинуть наверх, если того пожелаешь. И тогда перед тобою откроются такие горизонты, что дух захватит.
– И быстрее прихлопнут, – разумно ответил я, помня все предупреждения.
– Прихлопнут, если четко не поймешь, кем хочешь стать, чью сторону принять. |