По окончании каждой серенады, когда толпа начинала расходиться по домам, кто-нибудь в ея рядах непременно испытывал угрызения совести, побуждавшия его возвысить голос и сказать:

— И этого самаго человека такие люди, как мы, называли в течение двадцати лет Мякинною Головою! Он, друзья, вышел теперь в отставку из этой должности.

— Да, но она всетаки занята: мы все на нее назначены!

Близнецы стали настоящими героями романа и репутация их была вполне возстановлена. Тем не менее приключения графов Капелли в Северо-Американских Соединенных штатах, не особенно им понравилось, а потому они безотагательно уехали из Америки обратно в Европу. Роксане нанесен был тяжелый удар, от котораго она всю жизнь не могла оправиться. Настоящий Том Дрисколль, котораго она заставила пробыть двадцать три года невольником, продолжал выплачивать ей ежемесячную пенсию в тридцать пять долларов, назначенную самозванцем. Раны, нанесенныя сердцу Рокси, оказались слишком тяжелыми для того, чтобы их можно было залечить, деньгами. Веселый, живой огонек, сверкавший в ея глазах, потух; вызывающая бодрая самоуверенность исчезла тоже и смех ея перестал раздаваться на кухнях Даусоновой пристани. Единственным утешением для Роксаны являлось посещение цветной церкви и хлопоты по делам, таковой.

Настоящий наследник судьи Дрисколля, внезапно оказавшийся богатым и свободным человеком, очутился в крайне затруднительном положении. Он не умел ни читать, ни писать, да и говорил только на жаргоне негритянскаго квартала; походка, манера держаться, позы и, смех — все это являлось у него до чрезвычайности вульгарным и неуклюжим. Этот богач-аристократ всетаки производил впечатление невольника. Изящный костюм и возможность сорить деньгами не могли поправит этих недостатков или хотя-бы даже замаскировать их. Напротив того, они выдвигались при такой обстановке еще ярче на первый план и производили более сильное впечатление. Бедняга не мог преодолеть ужаса, который внушала ему гостиная белых людей, и чувствовал себя как дома единственно только на кухне. Сидя в церкви, на фамильной скамье Дрисколлей, он испытывал тяжкую муку, а между тем для него утратилась возможность находить себе утешение и убежище в галерее для негров. Мы отказываемся следить за дальнейшими, весьма интересными, впрочем, судьбами этого молодого человека, так как повествование о них завело бы слишком уже далеко.

Самозванец чистосердечно сознался в своих преступлениях и был приговорен к пожизненному тюремному заключению. Этим однако дело не кончилось. Имущественное положение Перси Дрисколля было при его кончине до такой степени незавидным, что кредиторы получили всего лишь по шестидесяти центов за доллар. Теперь они подали, апелляционную жалобу, указывая, что по ошибке, которая произошла не по их вине, самозванец Том не был своевременно включен в инвентарь имущества Перси Дрисколля. Кредиторы утверждали, что Том принадлежит им в качестве движимой их собственности, которую следовало передать в их распоряжение еще восемь лет тому назад. Они и так уже достаточно пострадали из за того, что были лишены его услуг в течение столь долгаго времени, и не испытывают ни малейшаго желания нести дальнейшие убытки. Еслиб им своевременно отдали Тома, они давным давно продали бы его, чем, без сомнения, предотвратилось бы убийство судьи Дрисколля. Отсюда вытекало логическим образом заключение, что Том лично неповинен в убийстве и что преступление это являлось только злополучным следствием ошибочно составленнаго инвентаря. Справедливость таких логических выводов бросалась всем и каждому в глаза. Все признавали обрушившуюся на судебную кару на Тома совершенно правильной, еслиб был свободным белым человеком, но засадить на всю жизнь в тюрьму молодого невольника, представляющаго собою ценное имущество, оказывалось совершенно иным делом.

Миссурийский губернатор, прочитав доставленный ему по этому поводу доклад, немедленно же «помиловал Тома», а кредиторы Перси Дрисколля тотчас же продали помилованнаго своего невольника на одну из плантаций в низовьях Миссиссипи.