С этими словами адвокат передал старшине присяжных сильное увеличительное стекло. Присяжные, один за другим, попеременно глядели на копии, увеличенныя с помощью пантографа, и на отпечатки пальцев, разсматривая эти последние сквозь увеличительное стекло. Когда все они закончили сравнивать копию с отпечатками, старшина сказал судье:

— Ваша честь, мы единогласно признаем их тождественными!

Вильсон обратился тогда опять к старшине и сказал:

— Прошу вас положить этот рисунок на стол обратной стороной вверх, а вместо него потрудитесь взять другой рисунок и тщательно сравнить его, при помощи увеличительнаго стекла, с роковым отпечатком на рукояти кинжала. Затем вы доложите суду о результатах своей экспертизы.

Присяжные после тщательнаго изследования обявили:

— Мы находим их, ваша честь, вполне тождественными. Вильсон посмотрел тогда на представителя обвинительной власти и сказал тоном, в котором явственно звучала нотка предостережения:

— Позволю себе напомнить суду, что обвинительная власть энергически и упорно заявляла о необходимости признать отпечатки окровавленных пальцев на рукояти кинжала оставленными там убийцею судьи Дрисколля. Мы уже имели честь доложить, что признаем это заявление обвинительной власти совершенно правильным и положим его в основание нашей защиты. Обращаясь затем к присяжным он добавил:

— Сравните отпечатки пальцев обвиняемых с отпечатками пальцев убийцы и доложите суду.

Присяжные начали сравнивать вдесятеро увеличенныя копии тех и других отпечатков. Тем временем в суде водворилась мертвая тишина. Никто из присутствовавших не шелохнулся даже и пальцем. На всех лицах было написано сосредоточенное ожидание. Когда, наконец, старшина присяжных доложил: „Между ними нет никакого сходства!“ раздался оглушительный гром рукоплесканий и вся публика, как один человек, поднялась с места. Ее тотчас же призвали, однако же, к порядку.

Тому не сиделось теперь на скамье, он ерзал по ней, ежеминутно изменяя свою позу, но, несмотря на это, не мог успокоиться. Когда порядок возстановился настолько, что можно было продолжать заседание, Вильсон указав рукою на близнецов, обявил серьезным тоном:

— Они невинны, а потому мне до них больше дела нет! (Снова раздались бурныя рукоплескания, которыя шериф заставил однако, умолкнуть). Теперь мы приступим к разысканию виновнаго. (Глаза Тома начали от страха выкатываться из орбит. Все присутствующие на суде думали: „Как тяжело это слушать молодому человеку, столь трагически лишившемуся ближайшаго своего родственника и благодетеля“). Вернемся опять к автографам А и Б, снятым в детском возрасте. Попрошу гг. присяжных сравнить увеличенныя пантографом копии с отпечатка пальцев А в возрастах пяти и семи месяцев. Похожи они друг на друга?

Старшина присяжных отвечал:

— Совершенно похожи.

Теперь разсмотрите пантографически увеличенную копию с отпечатков в восьмимесячном возрасте, помеченном тоже литерой А. Похожа ли она на обе предшествовавшия копии?

Присяжные с изумлением ответили:

— Нет, между ними большая разница.

— Вы совершенно нравы. Потрудитесь сравнить две увеличенныя копии с автографа Б в пяти и семимесячном возрасте. Походят ли оне друг на друга?

— Оне совершенно схожи.

— Сравните с ними третью увеличенную копию, снятую в восьмимесячном возрасте, якобы тоже с Б. Походит она на первых две?

— Вовсе не походит.

— Угодно вам знать, о чем свидетельствует это странное различие? Я буду иметь честь безотлагательно это обяснить. — По неведомой нам причине, имевшей вероятно эгоистический характер, кто-то подменил обоих этих детей еще в колыбели!

Это заявление произвело в суде как и следовало ожидать, величайший эффект.