– Тебе нет смысла бороться за этот мир, девочка! – громко сказала колдунья. – Обе твои бабушки на той стороне. Твои родители и брат, твои друзья, даже этот бесполезный кудесник – все отправятся вслед за мной. Тебя держит только твое упрямство. Глупое детское упрямство, которое не дает тебе смириться с тем, что в жизни не все всегда будет по-твоему.

Рина взмокла от напряжения. Голова мучительно гудела, ныла нога, и в теле не осталось ни капли сил. Наверное, и правда только упрямство все еще удерживало ее в вертикали. Но разве Сирена говорила не о себе? Разве не она так и не могла смириться с тем, что не все в этой жизни подчиняется ей?

Рина очень устала. Ей даже дышать было трудно. И она старалась не моргать, когда заслезились глаза, потому что боялась не раскрыть их снова и просто грохнуться в обморок от переутомления. И пусть все решится как-нибудь само собой.

«Если я пойду к ней, – рассуждала Рина, – все закончится. Все мои проблемы исчезнут прямо сейчас. Мы будем вместе. Я, Альберт, мама и папа, бабушки и остальные родственники. Я снова встречу Натана и Клима. И все всегда, всегда будет хорошо. И я даже не пойму, что не вырастаю и что каждый год похож на другой».

По улицам города струились клубы смятения и страха, смешивались в вихри вокруг Рины. Одни подталкивали ее к Сирене. Другие просили повернуться в сторону Собирашки. Но никто ничего не делал.

Ни один кирпич не рухнул рядом с колдунами, никто из горожан не попытался их напугать. Даже король Рондевул не произнес больше ни слова, будто его лишили голоса. А может, так оно и было. Может быть, колдуны обладали властью влиять на каждый дом в этом городе. И только Рина все еще сама отвечала за свои решения, потому что принц Аскар подарил ей выбор. И это было в общем-то ужасно.

Если бы прямо сейчас ноги против ее воли сделали шаг в сторону Сирены, Рина испытала бы огромное облегчение. Ведь тогда это была бы уже не ее ответственность. Так распорядилась бы судьба, колдуны, неудача или высшие силы. Что угодно и кто угодно, на кого можно было бы свалить ответственность за такую концовку. Но так уж вышло, что тело все еще подчинялось юной Виндере. И только она одна отвечала сама за себя.

Очень медленно Рина повернула голову в сторону металлической Собирашки. В этот момент напускное спокойствие Сирены растаяло. Она подалась вперед и крикнула:

– Стой, девочка! Ты себя убьешь!

И словно именно этого предупреждения Рине не хватало для последнего рывка, она скинула тяжелую куртку, развернулась всем корпусом и бросилась к площади, заставив себя забыть про слабость, боль и гудящую голову. Кто-то из колдунов последовал за ней, но Рина уже знала, что их раздробленные колдовством тела не позволят им ее догнать.

Если бы она мешкала чуть дольше, Сирена стала бы угрожать ее родителям и брату, и тогда Рина сама лишила бы себя выбора своей медлительностью. Так что особенно думать о том, что она собирается делать, времени не осталось. Рина знала наверняка только одно:

«Я еще не сделала все возможное! Я еще кое-что могу! Я должна попробовать! И я обещала Климу!»

Хвост чудища терялся в полумраке, но туман, оседавший на нем, заставлял части Собирашки поблескивать. Пользуясь темнотой, Рина забралась на груду живого металла. Первой ей под ногу попалась дверца автомобиля, в разбитом окне которой чуть не застряла нога. Дальше были нагромождения стальных пластин, ребристых частей кровли. Пара ведер отпали и покатились Рине под ноги, когда Собирашка что-то прилепила к своей голове.

Хвост, возможно, потому, что он волочился по земле, оказался довольно гладким, но трудно было определить – он просто истерся, или кудесник нарочно собирал его в такую форму, чтобы не тормозить собственное движение. В любом случае он был довольно скользким. Рина передвигалась по нему почти по-обезьяньи: хватаясь ладонями за все подряд и широко расставляя ноги для устойчивости.