Но так было угодно небу (и, как мы сами теперь это видим, - к
обоюдному благу), чтобы наша западная республика была отторгнута от нас и
храбрым ее воинам, а особливо ее доблестному вождю досталась великая честь
не только сразиться и победить прекрасно оснащенную и закаленную в боях
армию, но и выстоять против голода, холода, скудости, раскола и измены в
собственных рядах! Гибель их, казалось, была неминуема, и только неугасимое
пламя патриотизма, горевшее в груди их доблестного неустрашимого вождя,
привело их к победе. Какая твердость, какое величие духа, какое упорство под
ударами судьбы! Вашингтон в сражении был нисколько не храбрее и не искуснее
сотен других воинов, сражавшихся с ним бок о бок или против него (кто не
слыхал избитых шуточек по адресу "Фабия", в которых любили изощряться
оппозиционно настроенные офицеры?), но Вашингтон - вождь нации, восставшей с
оружием в руках; Вашингтон, ведущий борьбу с раздором в собственных рядах,
сохраняющий спокойствие перед лицом вероломства, одинаково невозмутимый как
в открытой схватке, так и в борьбе с притаившимся за спиной врагом;
Вашингтон, умеющий и призвать к порядку, и воодушевить свое голодное и
полураздетое воинство; Вашингтон, больно уязвленный неблагодарностью, но
подавляющий свой гнев и всегда готовый простить, несгибаемый в поражении,
великодушный в победе и как никогда величественный в ту минуту, когда он
вложил в ножны свой победоносный меч и отошел от дел ратных, - вот поистине
пример, достойный восхищения и почитания, незапятнанная репутация,
беспорочная жизнь! Quando invenies parem? {Где ты найдешь равного? (лат.).}
В своем более обширном исследовании, посвященном этой войне, давно мною
задуманном и частично уже написанном, я, мне кажется, сумел отдать дань
величайшему из ее полководцев {* И я льщу себя надеждой, что в этом
беспристрастном изложении моего о нем мнения мне удалось показать, что и я
умею великодушно отдавать должное тем, кто не удостоил меня своим
расположением. Ибо, когда мой брат Хел, всегда стремившийся установить
добрые взаимоотношения между мной и своим обожаемым генералом, как-то раз,
находясь в гостях в Маунт-Верноне, показал ему несколько начальных страниц
моей "Истории", генерал Вашингтон (редко читавший книги и не притязавший на
литературный вкус), заметил: "Если хотите знать мое мнение, дорогой генерал,
то я полагаю, судя по тем немногим образчикам, с коими я мог ознакомиться,
что это задуманное сэром Джорджем исследование покажется оскорбительным для
обеих враждовавших сторон". - Дж. Э.-У.}, и сделал это движимый единственно
чувством глубочайшего уважения перед его высокими добродетелями. В дни моей
юности я не имел чести пользоваться особой симпатией у молодого мистера
Вашингтона, зато мой брат - натура куда более открытая и душа более
привязчивая - был его другом всегда, и в те далекие годы, когда они были
равны по положению, и в более позднее время, когда генералу Вашингтону, по
моему твердому убеждению, не было уже равных на всей земле. |