Он заколол его ударом в сердце, кляня как мятежника; потом заплясал вокруг
трупа, беснуясь и божась и вызывая нас выходить на расправу. Словом,
разыграл свой балаган, нелепый, да к тому же и опасный, потому что эта
трусливая тварь явно разжигала себя на новое убийство.
И вдруг вперед выступил Баллантрэ.
-- А ну, брось дурака валять! -- оказал он. -- Ты что, думаешь испугать
нас, строя рожи? Где ты был вчера, когда ты был нужен? Но ничего, обошлись и
без тебя.
Среди команды началось движение и перешептывание, в равной степени и
боязливое и радостное. А Тийч испустил дикий вопль и взмахнул кортиком,
чтобы метнуть его, -- искусство, в котором он (как и многие моряки) был
большим мастером.
-- Выбейте у него нож! -- сказал Баллантрэ так внезапно и резко, что
рука моя повиновалась ему еще прежде, чем разум мой понял приказание.
Тийч стоял ошеломленный, он даже не вспомнил о своих пистолетам.
-- Ступай в каюту! -- закричал Баллантрэ. -- И можешь не показываться
на палубе, пока не протрезвишься. Мы не собираемся из-за тебя висеть на рее,
черномазый, полоумный, пьяница и дубина! А ну, вниз! -- И он так топнул на
Тийча ногою, что тот рысцой побежал в каюту.
-- Теперь, -- обратился Баллантрэ к команде, -- выслушайте и вы
несколько слов. Не знаю, может быть, вы пиратствуете из любви к искусству, а
я нет. Я хочу разбогатеть и вернуться на сушу и тратить свои деньги, как
подобает джентльмену... И уж по одному пункту решение мое твердо: я не хочу
повиснуть на рее, -- во всяком случае, поскольку это от меня зависит. Дайте
мне совет, ведь в вашем деле я новичок. Неужели нельзя наладить хоть
какую-нибудь дисциплину и порядок?
Тут заговорил один из команды; он сказал, что по морскому обычаю на
корабле должен быть квартирмистр, и как только было произнесено это слови,
все его подхватили. Единодушно Баллантрэ был объявлен квартирмистром, его
попечению был вверен ром, принят был пиратский устав, введенный еще
Робертсом, и, наконец, предложено было покончить с Тийчем. Но Баллантрэ
боялся более энергичного капитана, который мог бы ограничить его собственное
влияние, и он решительно воспротивился расправе. Тийч вполне пригоден,
говорил он, чтобы брать корабли на абордаж и пугать ошалелую команду своей
черной рожей и неистовой божбой, в этом среди нас не нашлось бы соперника
Тийчу, и, кроме того, раз он развенчан и, в сущности, смещен, мы можем
уменьшить его долю в добыче. Последнее обстоятельство и решило дело. Доля
Тийча была урезана до смехотворных размеров, она стала меньше моей.
Оставалось только два затруднения: согласится ли он на отведенную ему роль и
кто осмелится объявить ему наше решение.
-- Не тревожьтесь, -- сказал Баллантрэ, -- я беру это на себя.
И он шагнул к капитанскому трапу и один спустился в каюту Тийча, чтобы
обуздать этого пьяного дикаря. |