Не боишься?
— Не боюсь. У меня есть ты, есть брат. Против вашей воли не пойдет даже хранительница.
— И все же почему она тебя отвергла? — Рина отставила берестовую коробочку с мазью на стол и прикрыла спину сына простыней. Ветерок, пахнувший в окно, вновь донес до Рэми горьковатый запах ее духов. Фиалка…
— Я не знаю.
— Никогда не спрашивала?
— Нет.
— И не думала почему?
— Нет.
— Но почему?
— Ты задаешь слишком много вопросов, — чуть зло ответила Астрид, подходя к окну и кутаясь в белоснежный, как и полагалось сестре вождя, плащ. — А я не люблю вопросов, на которые не могу ответить. Да и зачем на них отвечать? Потому что это мой брат любит Виссавию, и ты, кажется, любишь, а я ее ненавидела. Эта жизнь, правильная, размеренная, она не для меня, понимаешь?
Кассия… она другая. Жесткая, неумолимая, опасная, но настоящая. И мужчин я люблю таких — настоящих!
— Как мой отец?
— Твой отец дал мне возможность почувствовать себя слабой женщиной. В Виссавии это невозможно. Здесь мужчина и женщина равны, но… мне хотелось не этого. Алан был первым, в ком я увидела не равного, а высшего. И мне захотелось ему покориться… не поймешь. Ты — мужчина.
— Не пойму, — откровенно признался Рэми. — Иногда мне кажется, что я никогда тебя не понимал. Как и ты меня.
Астрид подошла к кровати сына, опустилась рядом с ней на корточки, и осторожно отвела от лица Рэми слипшиеся от пота пряди:
— Может, и так. Но, чтобы любить, не обязательно понимать.
Люблю тебя, сынок. Люблю таким, какой ты есть. Но иногда мне жаль, что отца нет с тобой, что он не научил тебя быть мужчиной…
— Считаешь, что я слишком мягок?
— Иногда — да.
— Мама!
— Для Виссавии — в самый раз. У тебя есть совет, есть целый клан…
— Ты говоришь так, будто в меня не веришь. Не веришь, что я сам могу с этим справиться, что могу править Виссавией…
Рэми и сам-то, вообще-то не верил.
— Верю. Сердце мое обливается кровью, Рэми: несмотря на то, что ты вырос в Кассии, ты стал настоящим виссавийцем. Всего за полгода… Ты создан для нее, и теперь я это понимаю.
— Разочаровалась во мне?
Астрид не ответила, грустно улыбнулась и, погладив сына по щеке, села в кресло.
— Нет. Просто поняла, что ошибалась. Это нечто иное, не считаешь?
— Не умею играть словами, мама, а ты, вижу, в этом мастерица, — ответил Рэми, попытавшись подняться.
От первого же движения спину обожгло болью, но не сильно — мазь уже действовала. Осторожно, стараясь лишний раз не тревожить израненную кожу спины, Рэми встал и сел на краешек стола, налив себе полную чашу эльзира.
— И никогда не научусь, — сказал он.
— И не надо. Игра словами — для Кассии. Ты — будущий вождь Виссавии.
— Почему ты так в этом уверена, мама? — нахмурился Рэми. — И почему не слушаешь, чего я хочу? Да ты и не спрашивала… ни когда прятала меня от дяди и Деммида в Кассии, ни теперь. Почему ты не доверилась повелителю? Почему предпочла лишить меня дара, сделав простым лесником?
— Потому что ты сам этого захотел, — руки Рэми дрогнули, и несколько капель эльзира упали на пол. — Я никогда не была столь сильным магом, чтобы лишить тебя дара… ты сам это сделал… Я позднее лишь поддерживала твое решение усыпить дар зельями.
— Я сделал это потому что видел, что ты этого жаждешь. |