- Как, и это всё? - вырывается у меня.

Я-то ожидала увидеть черный оскаленный череп, с которого потоками сползает магма, на темени, склубившись в тугой узел злобы, изготовились к нападению тысячи тысяч змей, пустые глазницы пышут одновременно жаром и холодом, парализуя тело, мозг и душу... А это просто памятник неудовлетворенной домохозяйке в масштабе примерно один к тридцати.

- Да с чего ты решила, что эта твоя... медуза, - Мореход, пренебрегая всяческой мифологией, выплюнул имя как нарицательное, - всемогущий монстр? С чего ты ее в хозяйки преисподней записала?

- С того же, что и все! - парировала я. - С детских кошмаров. Будто не знаешь, откуда медузы берутся...

- Знаю, знаю, - примиряюще заворчал кэп. - Вот только с возрастом они не разрастаться, они уменьшаться должны. И даже у параноиков. Будто не знаешь! - передразнил он меня, попыхивая трубкой.

Скучающее лицо плыло мимо нас, вперив прозрачные глаза в горизонт. Шторм утихал, тучи открыли вечернее небо. Но и в закатных лучах ледяная скульптура не стала зловещей, а только еще больше скуксилась. Да. Мало того, что это скучающая домохозяйка - это скучающая домохозяйка, жующая лимон.

И в самом деле, разве не от скуки люди травят друг друга - словом, делом и ядом?

Ничто их не пугает так, как череда скучных дней - до самого заката жизни на горизонте. И не сказать, чтобы уж очень далеком горизонте...

Я проводила голову Горгоны взглядом и обернулась к Мореходу:

- Все, не страшно уже. Я, пожалуй, вернусь домой.

- А ты соображаешь, где он, твой дом? Вернее, твое тело? - досадливо махнул Мореход. - Кажется, душа моя, тебя ждет большо-ой сюрприз.

* * *

И тут глаза мои открылись. Я стояла на территории больницы Шаритэ в Берлине.

Конечно, то была не настоящая Шаритэ, а ее бесчисленные фотографии. Каждый год я езжу в Берлин и каждый год хожу фотографировать эту тихую гавань в городе, и без того нешумном. Краснокирпичные псевдоготические дворцы, безлюдные улочки и скверы между ними, безразличная будочка охранника на входе - заходи, бери и уноси что хочешь - и ты заходишь, берешь и уносишь с собой ощущение, что никакая это не больница. А преддверие чего-то такого, о чем живым знать не положено, потому что иначе им не захочется оставаться в живых.

Фотографии сбиваются в папки, папки - в диски... Но никогда еще я не впадала в отчаяние настолько, чтоб напечатать сотни фотографий тихого театрально-красивого городка возле Инвалиденштрассе и оклеить ими стены моего дома.

Впрочем, «оклеить» - не то выражение.

Фотографии покрывали стены, дверцы шкафов и даже экран телевизора в три слоя, слаженно приподнимаясь от сквозняка, точно пестрые крылья - огромная стая перелетных бабочек, опустившаяся на отдых в сумеречном лесу...

Все ясно. Очередной всплеск тревоги, очередное яростное желание сбежать в безопасное, безлюдное, безвестное убежище. Стать невидимкой и раствориться в кущах. Желание, которое и у нормальных-то людей черт-те чем оборачивается - что уж и говорить о таких, как я... Что же мне сделать с моими страхами? Что мне сделать, чтобы они перестали выбивать меня из реальности, точно шар - ближнюю кеглю?

- Позвони ему - и всё! - торжествующе рявкнул Мореход у меня в голове.

- Кому? - обмирая, просипела я.

- Дракону твоему! Это же он так тебя напугал!

Я не стала спрашивать «Да почем ты знаешь?» и вообще изворачиваться. Действительно, я напугана. Я боюсь мужчин, коршунами падающих на твою жизнь с небес.

Я боюсь людей, отношений, связей - всего, чему положено отдавать куски себя, не веря в ответные «отдарки». Я же знаю, как оно бывает: отрываешь и отдаешь, ничего не получая взамен. И тебя еще великомудрые тетеньки по голове наперстком: так и надо! Надо быть сильной, надо быть храброй, надо быть бескорыстной.