В общем, я решила пойти по пути честных и открытых испытаний. Если Константину Дракону зачем-то понадобилась моя особа, ему следовало:

а) не испугаться при виде наклонностей оной особы;

б) помочь особе привести в порядок свою нору;

в) подбодрить особу, здорово перетрухнувшую при виде постороннего, нарушившего ее уединенное существование.

А чего бы вы хотели? Чтоб я, как оголтелая эротоманка Рапунцель, свесила бы ему косыньки с балкона? Я уж и так погорячилась, согласившись на его немедленный приезд. Хотя надо отдать Дракону должное: он вел себя совершенно ненормально. Нормальным можно было счесть вранье. Ну, если бы он принялся делать вид, что облепленный видами Шаритэ интерьер - это такой новомодный дизайн. И что я нахожусь в процессе творческого поиска. И что сам он тоже не чужд подобным поискам, а посему уж так мне сочувствует, так сочувствует...

Но Дракону было все равно. Как будто я была представителем чуднОго заокеанского племени, обычаев которого он не знает и оттого ничему не удивляется. Он был равнодушен и добр, сколь ни странно такое сочетание. И он не торопил события. Как будто и сам был представителем племени, не знающего ни спешки, ни целеустремленности.

Часа через три каторжной работы по очищению вертикальных плоскостей мы с ним дружно оттерли липкие от скотча руки и уселись на кухне.

- Тебе надо уехать, - безапелляционно изрек Дракон. - Пока повседневность не разорвется, будешь замечать каждую перемену. И бояться. Поездка - разрыв с привычным. Она уничтожит закономерное. И после возвращения в твою жизнь поместится что угодно. Даже я.

- А тебе хочется в нее поместиться? - неловко поинтересовалась я.

- Ну да, - ответил он так, словно это было самое естественное дело - вдруг захотеть связаться с человеком вроде меня.

- Слушай, давай напрямую. - Я внезапно оживилась. - Спрошу-ка я тебя о том, о чем спрашивать не принято. Вот скажи: чего тебе от меня надо? Просто список функций, если можно.

- Развлекать. И развлекаться. - Дракон наклонил голову и заглянул в свою чашку с неподдельным интересом, словно ничем не примечательный кофе из дешевой кофеварки был невиданным коктейлем с добавлением сусального золота - да, был такой, его Генриху Восьмому готовили...

- И всё, - скорее подтвердила, чем удивилась я.

- Есть еще что-то?

- Думаю, нет. Просто я не умею развлекать. Ты уверен в сделанном выборе? - сухо спросила я.

Он не ответил на мой вопрос. Значит, не уверен. И оставил за собой право уйти из моей жизни, если ему станет скучно. То есть и я могу уйти, если скучно станет мне. Вот это правильно. Вот это и есть настоящее постоянство - быть верным себе, а не тому, что тебе навязали.

Люди, понуждающие себя к верности чему-то, навязанному извне, проходят путь от приязни до ненависти со спринтерской скоростью. У них короткое дыхание. Они дышат тобой - так, словно кислород на планете закончился и ты их единственное подспорье. Эмоциональный акваланг. Поэтому любую головную боль они относят на твой счет - дескать, ты становишься некачественной. Ядовитой. Разреженной. У меня от тебя горная болезнь. Я ухожу дышать другими, а тебе пусть будет стыдно.

Не люблю, когда меня стыдят. Когда мое общество проверяют на качественность. Тех, кто этого не делает, я охотно пущу в свою жизнь. Только они в моих глазах не являются змеями с головы Горгоны. И только с ними я не чувствую себя ни Персеем[22], отмахивающимся зеркальным щитом и ножом Гермеса, ни стремительно каменеющей жертвой.

Кроме того, я ценю тех, о ком за несколько часов беседы ни разу не подумала: «Вот придурок!»

Но уехать и вернуться - это отличная мысль.