Открылось окошечко в железной двери – принесли отвратительно пахнущую еду.

Узник схватил миску и стал жадно хлебать, Иосифа тошнило от одного запаха.

– Суп из микробных белков. Но люди привыкают. Иначе подохнешь.

– Здесь есть микробиологическая промышленность?

– Промышленности нет, в сточных водах разводят микробов, колонии которых разрастаются в хлопья. Хлопья собирают сачками и высушивают. Все придумали советники…

Иосиф от «еды» отказался. А когда появился тюремщик, чтобы сопроводить заключенных в туалет, сказал:

– Я начинаю голодовку.

Тюремщик пожал плечами и плюнул Иосифу в лицо.

Позднее, когда ушел тюремщик, Иосиф спросил своего сотоварища:

– Зачем они причиняют людям такие страдания?

– Страдания – суть всей системы. Советники хотят превратить жизнь каждого человека в непрерывные заботы и муки. Унизить, раздавить личность – вот повседневная забота тюрьмы…

Вскоре явились стражники – потащили Иосифа на допрос.

Он оказался в пыточной – отгороженной стенами части храма, где прежде был орган.

На мозаичном полу пылал костер, на огне калились ножи и клещи.

Иосифа поставили перед каким‑то чином, сидевшим в кресле в капюшоне с прорезями для глаз и рта.

– Смутьян?

– А ты кто? Начальник тюрьмы?

– Его первый советник. Должность начальника у нас вакантная.

Советник буквально источал ненависть. Ее волны как бы сдавили пространство, затрудняя дыхание. Но Иосиф не был беззащитным невеждой. Беседы с доктором Шубовым помогли ему противостоять психической атаке. Он засмеялся, и смех его – искренний, уверенный – вызвал растерянность палача.

– Я жертва заговора, – сказал Иосиф. – Но я добьюсь правды. И помогу людям добиться правды. Нет и не будет такой тюрьмы, в которую можно было бы упрятать весь мир.

– Ошибаешься, ничтожный! Только тюрьма избавит мир от людей, заплесневевших в догмах доисторического быта!.. Какой правды ты хочешь? Есть одна правда: мое желание, моя воля! Вся твоя жизнь – мое понятие о твоей жизни. И даже тюрьма – моя щедрость.

– Люди, о которых ты рассуждаешь столь высокомерно, родились на своей земле. Они не уступят прав, этого не позволит ни их совесть, ни их любовь…

– Молчать! – крикнул советник. Он был выведен уже из равновесия. – «Своя земля»? Ни у одного народа нет своей земли. Она принадлежит тому, кто ею владеет. Понял?.. Любовь к земле, всякий там патриотизм – бескультурье, пещера, недочеловек!

– Вот как ты обходишься с людьми, которые кормят и поят тебя! – смело сказал Иосиф. – Вот как относишься к тем, которые богатствами своей культуры преподали тебе уроки грамотности!..

Советник вскочил с кресла. В прорезях капюшона сверкнули злые глаза.

Понимая, что палач попытается доказать свое превосходство, Иосиф поклялся про себя, что тоже не уступит.

– Прежде чем мы скрестим шпаги, я хочу знать, что ты за птица? Почему здесь командуешь?

– Какие шпаги? Это я, я должен спросить тебя, – заорал советник, поправляя то и дело капюшон, съезжавший, вероятно, с лысой головы. – К моему мнению прислушивается сам король‑губернатор!.. Я имею право командовать нищим и глупым сбродом по праву должности и своего ума!

– Люди нищие, потому что ты и тебе подобные обирают их до нитки. Глупые, потому что ты и тебе подобные измучили их ложью, кровью и тюрьмами.