Вспомнилось о том, как первые космонавты брали на орбиту варенье из смородины, шоколадное желе с орехами…
Хотелось есть, и Иосиф выдавил в рот немного зеленой слизи, напоминавшей живую гусеницу. Едва слизь коснулась языка, стало так противно, что вытошнило.
– Не буду, – сказал он, задыхаясь от конвульсий и кашляя, стыдясь, что испачкал железный трап.
– Глупо, очень глупо. Всех поначалу рвет, еще посильнее, чем вас. Сказано: это же отходы микробной жизни. Вроде как их испражнения… А что сделаешь? Хлеба с маслом никто уже не предложит. К новому году обещают по сухарю…
Юноша достал из кармана кусок красной бумаги и, присев на корточки, накрыл вытошненное Иосифом.
– Самому убирать нельзя. Здесь есть служба, которая берет анализы. Они ищут еще какой‑то необходимый микробный штамм.
Взгляд юноши внезапно затуманился, лицо сморщилось.
– Боже мой, – горько сказал он. – Самое главное в нашей жизни – не подохнуть от отчаяния. Догадывались ли люди прежде, какие муки их ожидают?
– Да, – согласился Иосиф, – я тоже не представляю, как перенести весь этот ад.
– И все же, – с надрывом воскликнул юноша, – это самая большая подлость теперь – уступить после стольких потерь, после стольких мук! Честь и смысл настоящего мужчины не в том, чтобы ублажать себя развлечениями, держать подле себя красивую жену и иметь достаток – это все смешное недомыслие прошлого, – но в том, чтобы шаг за шагом вернуться к правде и справедливости, – ради возвращения на Землю, которую мы когда‑то проклинали!.. Терпеть, терпеть – за несчастных глупцов, избравших путь соглашательств и уступок!
– Вы правы, – сказал Иосиф, – только кому нужна мудрость на крышке гроба?
Юноша взглянул пристально. В глазах его были слезы.
– Новым поколениям будет, возможно, легче: они забудут о свободе и воле, которыми пользовался каждый из нас, мечтая о более полной свободе и более совершенной воле: мы дышали воздухом, грелись в лучах солнца, пили живую воду, рожденную в самих недрах земли…
Иосиф не мог больше слушать, – эта была, действительно, катастрофа всех катастроф – отказаться от Земли, пусть даже на три‑четыре поколения. «Разве вчерашний человек мог отказаться от своих жалких выгод хотя бы на день или на месяц? А ведь от этого зависело все…»
Решение созрело тотчас: возвращаться назад и бить в набат, не страшась никаких лишений. Что значила даже смерть в сравнении с мучениями и страшной смертью миллиардов людей!
Иосиф протянул руку юноше и крепко пожал ее.
– Какая удача, что я встретил именно вас. Считайте, что вы возродили меня к новой жизни.
– Если бы я был поэтом, – сказал юноша, – я бы запечатлел для потомков страшные картины: отчаявшись найти спасение на Земле, люди пытались найти спасение в космосе. Они каялись, но уже было поздно… Погибая, они боролись за право выжить – как их осудить? Возле ракетодрома, куда я прилетел с отцом на вертолете, ползали сотни тысяч людей, спасти их было уже нельзя – они умирали, теряя зрение и задыхаясь… Персонал работал героически: одна за одной взлетали ракеты, предназначенные для доставки на орбиту материалов и продовольствия, и одна за одной взрывались на высоте двухсот километров. Я думаю, ракеты уничтожал космический робот, запущенный бандой «избранных», но, возможно, причины были в другом… Люди шли навстречу неминуемой смерти – разве возможно забыть об этом?..
Едва Иосиф распрощался с юношей, к нему подошел работник космической станции.
– Следуй за мной, если хочешь поскорее убраться из этого ада. |