– Вот паразит‑одиночка!.. Ну, ничего, я его разыщу. В конце концов, кто из нас старый опер – я или он?..

Вернувшись домой, Каменев набрал коммутатор на Петровке.

– Алло!.. С кем имею?.. Это ты, Галочка?.. А кто же еще, моя хорошая!.. Конечно, я. Как наша связь, без брака?.. Ну, молодчина! Надо бы повидаться, устроить «междусобойчик», по рюмочке чаю выпить… Хорошая идея, говоришь?.. Ну так а я о чем! Слушай, Галочка, возьми‑ка ты мой номерочек на контроль. Не затруднит?.. Да, хулиганы одолели. Призывают, понимаешь, на штурм Кремля. А это, оказывается, противозаконно… Вот, спасибо, красавица… Ага, прямо сейчас и возьми… Ничего, что подслушаешь, у меня от тебя секретов нет. Целую нежно. Всегда твой Александр Каменев.

Он скинул куртку, посмотрел на себя в зеркало. Чувствуя прилив сил и бодрое расположение духа, решил сделать приятное жене – побриться.

– Кто из нас старый опер? – спросил он, включив электробритву и глядя на свое отражение. – Я или ты?

24

Когда Аракелов постучал в номер, Светлана еще спала. Не здороваясь, он положил пакет на стол, отсчитал сто тысяч.

– Никуда не высовывайся, – сказал он недовольно. – Завтрак в пакете, обед закажешь в номер.

Она сидела на кровати и раскачивалась из стороны в сторону в какой‑то прострации.

– Может быть, он хотел отбить меня у Язона? – предположила она неуверенно.

– Что? Отбить?! Он убить тебя хотел, дура! Убить!

Она замерла, уставилась в одну точку на полу.

– Что им известно обо мне? – резко спросил Аракелов. – Правду говори! Я должен знать.

– Адрес. Барракуда ехал за тобой до самого дома.

– Какая у него машина?

– Белый «мерседес» Язона. Но после вчерашней перестрелки они на нем не поедут. Барракуда может быть на синем «джипе».

– Кто охраняет Севостьянова?

– Не знаю,

– Если Чалый и этот Рэмбо убиты, он мог остаться без охраны?

– Не знаю.

– Закрой за мной, – Аракелов направился к двери. – Ни куда не выходи и не вздумай напиться. Здесь тебя не найдут, я предупрежу своих людей внизу.

– Мне вес равно, – сказала она с неподдельным безразличием и, не дожидаясь его реакции на эти слова, дважды провернула в замке ключ. Потом сняла трубку: – Гарсон! Бутылку коньяку в 345‑й!

Насчет «своих людей внизу» Эдик, возможно, «брал на понт»…

Он заехал на Лубянку, оставил «ауди» в гараже и взял оперативную «волгу». Если эта сука рассказала о нем Пименову (а в том, что это именно так и было, он почти не сомневался), действовать предстояло, не мешкая. Новый закон о контрразведке предоставлял право не называть источник информации о готовящемся преступлении. Это было кстати. На всякий случай Аракелов письменно изложил все, что ему было известно о «Руне» со слов Светланы и могло стать поводом для официальной проверки. Затем изъял из досье Севостьянона его давнее письменное обязательство о сотрудничестве с КГБ и оставил эти документы в сейфе. Предупредил своих парней из отдела охраны, с которыми они не раз наведывались к зарвавшимся бизнесменам. На каждого из последних было заведено досье, прижимавшее их если не к «стенке», то к долгосрочному тюрзаку. Механика была несложной: согрешившим предлагалось выкупить досье за сумму в твердой валюте – не больше, чем стоят десять лет пребывания на свободе. Никакого насилия – контрразведка не рэкет, а крепкие парни нужны были лишь на тот случай, если охранники облагаемого «налогом» бизнесмена вздумают открыть огонь первыми.