-  Ну, полнота, дальше-то что? - попытался я столкнуть рассказ с мертвой точки. Взывать к разуму, как и краткости, было абсолютно бессмысленно. Такая бестактность обычно только замедляла дело.

    -  Так я и говорю ей, Фекле, то есть, не ешь, говорю, Фекла столько сладкого, а она думаешь, послушалась?!

    -  С Феклой понятно - объелась. Теперь говори, где сторож?

    -  А я о чем толкую? - искренне удивился Кузьма Платонович. - Как Фекла животом занедужила, а тут ты сердиться начал, я и говорю Ваньке Сивому: ты, говорю, Ванька Сивый, за бабой бы лучше смотрел.

    -  Ванька Сивый - это кто, сторож? - перебил я управляющего, - Ты, вроде, его раньше по-другому называл?

    -  Какой Ванька Сивый сторож! Ты шутишь, что ли, батюшка! Ванька Сивый Феклин венчанный муж, и не сторож он, а, совсем наоборот, буфетчик! То есть даже не буфетчик, а ежели по полной форме, просто так, дрянь человек.

    -  Мне нужен сторож! - со стоическим терпением уточнил я, понимая, что без хитросплетения всех мельчайших подробностей жизни Феклы до истины добраться не удастся.

    -  А я о чем толкую?! - уже всерьез обижаясь на мою тупость, воскликнул Кузьма Платонович. - Потому, как Фекла болеет, я и не хотел Ваньку-то Сивого беспокоить.

    -  И что?

    -  А тут ты серчать начал.

    -  Начал, - подтвердил я.

    -  Я Ваньку-то Сивого и послал за Митричем.

    -  Теперь понятно, и где же этот Митрич?

    -  Митрич, он - неведомо где. Этого я тебе так не скажу. Он, знаешь, что учудил! В бега ударился.

    -  Это точно? Убежал?

    -  Так как же иначе? Фекла - она, как дите малое, сластена, хоть сама со станом и касательно боков…

    -  Понятно, можешь идти. Фекле привет передавай, да смотри, чтобы тебя Ванька Сивый за жену не зарезал.

    -  Окстись, батюшка, что же ты такое говоришь! Разве можно этакое даже подумать!

    -  А ты не проверяй, какие у чужих жен бока и не обкармливай их сладким! - зловеще сказал я вслед удирающему Кузьме Платоновичу.

    То, что сторож ударился в бега - преступление серьезное и сурово караемое, за которое можно было попасть под кнут, в лучшем случае под плети, почти полностью подтвердило мою гипотезу, что Вошина выпустил кто-то из своих. Сколько у него осталось в поместье соглядатаев и помощников, можно было узнать только с Алиной помощью. Ее же я меньше всего хотел втягивать в эту историю. К тому же у Трегубова была такая многочисленная дворня, что проверить всех было затруднительно. Этот вариант я оставил напоследок, если не удастся выйти на преступника другим, более простым путем.

    Атласный диван вернул мне силы и оптимизм. Выходить сегодня на поиски оборотня было поздно, время приближалось к обеденному, и пропустить, как вчера, такое приятное мероприятие мне очень не хотелось.

    С наплывом гостей, чувствуя себя гвоздем программы, Василий Иванович не жалел никаких затрат, чтобы пустить соседям пыль в глаза. В том, что касалось еды, она, эта пыль, была удивительно вкусная. Поваром у него состоял натуральный французский кулинар, служивший у самих Монморанси, точнее, у одного из представителей этого известного французского рода, Матье-Жан-Фелисите, герцога де Монморанси-Лаваль.

    В разгар революционного террора герцог, до того поддерживающий третье сословие и чуть ли не саму революцию, опасаясь за свою жизнь, вместе со всей челядью бежал в Швейцарию.