|
Трое Мэнни подняли ру-ки. Джордж Эстрада. Луис Хейкокс. Многие другие, которых он знал. Ничего удивительного в этом не было, в Калье он знал практически всех. За исключением, возможно, нескольких бродяг, которые работали на маленьких фермах за мизерное жалование и горячий обед. – Всякий раз, когда они приходят и забирают наших детей, они уносят также кусочек нашего сердца и души, – Тиан четко выговаривал каждое слово. – Да перестань, сынок, – подал голос Эйзенхарт. – Ты уже перегибаешь… – Заткнись, ранчер, – перебил его мужчина, который пришел последним, со шрамом на лбу. Го-лос его дрожал от злости и презрения. – Перышко у него. Так дай ему высказаться. Эйзенхарт развернулся, чтобы посмотреть, кто смеет говорить с ним в таком тоне. Увидев, ни-чего не сказал в ответ. Тиана это не удивило. – Спасибо тебе, Пер, – поблагодарил его Тиан. – Я уже заканчиваю. Все думаю о деревьях. Ес-ли сорвать с крепкого дерева все листья, оно выживет. Если вырезать на стволе много имен, оно от-растит новую кору. Можно даже взять часть ядровой древесины, и дерево выживет. Но, если снова и снова брать ядровую древесину, наступит момент, когда умрет даже самое крепкое дерево. Я видел, как такое случилось на моей ферме, и это ужасно. Дерево умирает изнутри. Ты видишь, как листья желтеют сначала у ствола, а потом желтизна распространяется по ветвям, до самых кончиков. Вот что делают Волки с нашей маленькой деревней. Вот что они делают со всей Кальей. – Слушайте его! – воскликнул Фредди Розарио с соседней фермы. – Слушайте его вниматель-но! – у Фредди тоже были близнецы, но, возможно, им ничего не грозило, потому они еще сосали грудь. – Ты говоришь, – Тиан смотрел на Оуверхолсера, – что они убьют нас и сожгут всю Калью от востока до запада, если мы не отдадим наших детей и сразимся с ними. – Да, – кивнул Оуверхолсер. – Я так говорю. И не я один, – сидевшие вокруг него одобри-тельно загудели. – Однако, каждый раз, когда мы стоим, опустив головы и с пустыми руками, и смотрим, как у нас забирают детей, они еще глубже вгрызаются в ядровую древесину дерева, которое зовется нашей деревней, – теперь голос Тиана гремел, он стоял, высоко подняв над головой перышко. – Если мы не предпримем попытки сразиться с Волками и защитить наших детей, мы все равно, что умрем! Вот что говорю я, Тиан Джеффордс, сын Люка! Если мы не предпримем попытки сразиться с Волками и защитить наших детей, мы станем рунтами! «Слушайте его!» – раздались крики. Многие восторженно затопали сапогами. Кто-то даже за-аплодировал. Джордж Телфорд, еще один ранчер, что-то прошептал Эйзенхарту и Оуверхолсеру. Они вы-слушали его, кивнули. Телфорд поднялся. Седоволосый, загорелый, с иссеченным ветром, мужест-венным лицом, какие так нравятся женщинам. – Ты все сказал, сынок? – по-доброму спросил он, как спрашивают ребенка, не наигрался ли он и не пора ли ему спать. – Да, пожалуй, – внезапно Тиана охватило отчаяние. По богатству и размерам ранчо Телфорд не мог тягаться с Воуном Эйзенхатом, но куда как превосходил его красноречием. И Тиан испугался, что упустит казавшуюся уже столь близкой победу. – Так я могу взять перышко? У Тиана возникла мысль не отдавать перышко, но какой в этом был смысл? Он сказал все, что мог. Сделал все, что в его силах. Может, ему и Залии собрать пожитки и с детьми двинуться на запад, к Срединному миру? Все-таки до прихода Волков, если верить Энди, почти тридцать дней. А за тридцать дней уйти можно далеко. Он передал перышко. – Мы все глубоко ценим жар души молодого сэя Джеффордса и, разумеется, никто не сомнева-ется в его личной храбрости, – заговорил Джордж Телфорд, прижимая перышко к левой половине груди, над сердцем. Оглядывал аудиторию, стараясь встретиться взглядом, дружеским взглядом, с каждым. |
