– Давай же, отец, – ласково произнес Корсибар, – посиди немного рядом со мной, мы поговорим, а затем исполним надлежащие ритуалы и проводим старого Пранкипина в могилу. Потом ты поселишься здесь, в своем новом доме, а я вернусь на Замковую гору, чтобы принять на себя твои прежние обязанности.

Стражники легко подняли Конфалюма на три ступени, которые вели к трону, и осторожно усадили. Он не сопротивлялся – казалось, он вообще лишился собственной воли, словно находился под властью заклятия, а выглядел так, как будто за десять минут постарел на двадцать лет.

В этот момент из коридора послышались звуки потасовки.

– С дороги! – прокричал громкий сердитый голос. – Пропустите меня!

Пропустите!

– Наконец‑то! Престимион! – тихо воскликнул Септах Мелайн.

Затем послышался еще более громкий и грозный голос, яростно обещавший разгромить и разнести всех и каждого, если стражники, загородившие вход в зал, не отойдут в сторону. Это был Гиялорис.

Септах Мелайн быстро пробрался к двери и ловко проскользнул между гвардейцами, которые то ли не пожелали, то ли не смогли ему помешать.

– Что здесь происходит? – спросил потный и растрепанный Престимион, как только Септах Мелайн оказался рядом. – На пути сюда со мной случилось нечто вроде обморока – и с Гиялорисом тоже; мы оба потеряли способность соображать, а когда пришли в себя, коридор был полон людьми короналя, которые преградили мне дорогу, так что мне пришлось угрожать им всеми существующими карами…

– Посмотрите туда и вы увидите чудеса, – прервал его Септах Мелайн. Он взял Престимиона под руку и повернул лицом к залу, где на месте короналя сидел коронованный Корсибар, а рядом с ним на троне понтифекса – ошеломленный и растерянный Конфалюм.

– Что случилось? – удивленно спросил Престимион.

Корсибар поднялся с королевского трона.

– Божество произнесло свое слово, Престимион, – спокойно ответил он. – Пранкипин мертв, мой отец Конфалюм теперь понтифекс, а я… – он легким движением прикоснулся к обручу короны, – я…

– Нет! – взревел Гиялорис. – Это же измена! Измена! Этого не будет! – Вытянув перед собой руки с полусогнутыми пальцами, как будто собираясь тут же задушить Корсибара, он пригнул голову и, словно разъяренный бык, ринулся вперед, прямо на нацеленные ему в грудь алебарды передней цепи гвардейцев Корсибара.

– Назад, Гиялорис, – низким голосом строго приказал Престимион. И повторил резко: – Назад! Прочь от трона!

Гиялорис неохотно отступил.

Престимион, полностью сохраняя самообладание, поднял взгляд на Корсибара:

– Вы действительно объявили себя короналем?

– Корональ – я.

– А вас это устраивает, ваше величество? – чуть склонив голову, все тем же негромким голосом обратился Престимион к Конфалюму.

Губы Конфалюма шевельнулись, но не издали ни звука, он лишь поднял перед собой руки в скорбном бессильном жесте.

Теперь гнев Престимиона прорвался наружу.

– Что это значит, Корсибар? – воскликнул он. – Вы наложили на него какое‑то заклятье? Он же превратился в куклу!

– Обращайтесь к нему теперь «лорд Корсибар», принц, – с бесстыдной усмешкой сделал ему замечание Фархольт.