– Ваше величество… – холодным голосом сказал Престимион, делая положенный по этикету жест.

– Мое… величество, да… – слабым голосом откликнулся Конфалюм.

Он являл собой не более чем тень себя прежнего. На его лице были написаны уныние и слабость, растерянность и отчаяние. Несчастный жалкий человек, император целого мира, который не мог совладать с собственным сыном.

– Ну? – резко бросил Престимион. Он старался превозмочь себя, сдержать гнев, владевший им, и боль. Внезапная невообразимая потеря всего, к чему он шел, ударила по нему словно клинком. Но сейчас он лишь начал постигать всю глубину случившегося и знал, что впереди его ждет худшее. Потом станет гораздо больнее. – Вы действительно собираетесь сохранить это смехотворное положение?

– Пожалуйста, Престимион…

– Пожалуйста? Пожалуйста?!! Ваш собственный сын незаконно украл корону у меня, у всех нас, а вы говорите мне: «Пожалуйста, Престимион»! Неужели вам больше нечего сказать?

– Здесь должен быть главный спикер, его зовут Кай Канамат; я еще не назначил своего. – Голос Конфалюма был тонким, слабым и хрипловатым, а порой срывался до неслышного шепота. – Понтифексу не полагается лично разговаривать с подданными, вы же это знаете. Вопросы должны быть адресованы главному спикеру, который докладывает понтифексу…

– Мне это известно, – прервал его Престимион. – Оставим это на потом. Если вы настоящий понтифекс, Конфалюм, то что вы собираетесь предпринять по поводу узурпации короны?

– Узурпации…

– А вам известно более подходящее название для того, что произошло?

– Престимион… пожалуйста…

Престимион посмотрел ему в лицо.

– Вы плачете, ваше величество?

– Пожалуйста… Пожалуйста…

– Корсибар уже виделся с вами после того, как провозгласил себя короналем?

– Он придет позже, – хрипло ответил Конфалюм. – Он занят… назначения… встречи… декреты…

– Значит, вы намерены покорно снести все это?

Конфалюм не ответил. Он, не глядя, взял со стола какое‑то колдовское приспособление, устройство из серебряных проволок, соединенных золотыми колечками, и принялся бездумно, как ребенок, крутить его в руках.

– Вам было заранее известно о том, что намеревается сделать Корсибар? – не отступал Престимион.

– Нет. Абсолютно ничего.

– Получается, что все произошло неожиданно? Вы находились рядом с ним и спокойно стояли, позволив ему забрать корону с вашей головы и надеть ее на свою, и при этом не произнесли ни слова протеста? Так это происходило?

– Не с моей головы. Она лежала на подушке. В какой‑то момент у меня вдруг неожиданно закружилась голова, в глазах потемнело… А когда я пришел в себя, он уже держал корону в руках. Я ничего не знал заранее, ничего, Престимион. Я был удивлен не меньше остальных. Нет, даже больше. А затем все было кончено. Он получил корону. Он занял место короналя. А зал наполнился его солдатами.

– Септах Мелайн рассказал, что у него тоже закружилась голова. И у меня, еще в коридоре. Здесь не обошлось без колдовства, вы же не станете это отрицать? – Престимион в недоумении нервно расхаживал взад‑вперед по комнате. – Клянусь Божеством, я никогда не верил в то, что колдовство существует на самом деле, а теперь объясняю им успех переворота! Но что еще могло так подействовать, как не какое‑то заклинание его двухголового мага, погрузившее всех нас в ступор на то время, пока гвардейцы Корсибара врывались в зал, а он сам воровал корону? Такие вещи невозможны, я знаю.