– А, вы про неприятности в деревне? – проговорил я смиренно, изображая удивление. – Это были просто щенки, вышедшие немного похулиганить.

– Как я слышал, не такие уж и щенки. Джилли рассказала, что вы им устроили! Она и Сэнди шлют свою благодарность и признательность, а я привез вина.

– Знаете, в этом нет никакой необходимости.

– Несомненно, есть. Почему бы нам не откупорить одну прямо сейчас? Уверяю вас, очень вкусно.

Он стоял за калиткой, держа бутылки за горлышки, и с моей стороны было бы верхом невежливости не пригласить его войти, поэтому я распахнул калитку и, сделав приглашающий жест, сказал:

– Звучит прекрасно.

Я ожидал, что Кинселла тут же и ввалится, полный добродушия и излучая здоровье, но не тут‑то было – он застыл у калитки, как нерешительная невеста. Я уставился на него, и только тогда, словно вспомнив о моем присутствии, он очнулся.

– Гм, прошу прощения, – быстро сказал он. – Я вдруг подумал, что навязываюсь. Вы, может быть, очень заняты.

– Не в это время дня. Сказать по правде, я бы не прочь выпить.

Кинселла шагнул в сад, и мне показалось – только показалось – что он содрогнулся.

– Вы неплохо поработали над дорожкой, – заметил он, идя вслед за мной.

– Тут главная заслуга Мидж. Поразительно, как она управилась со всем этим множеством цветов. Наверное, переезд сюда оживил ее садоводческие инстинкты.

Румбо, который явно размышлял, как унести все запасы в гнездо, вздернул голову при нашем приближении, и его маленькие острые зубки в тревоге обнажились. Меня позабавило, что Румбо так робок к чужакам – он ракетой взлетел на склон вдоль стены коттеджа и исчез в листве.

– Милая домашняя зверюшка, – хохотнул Кинселла.

– Это скорее регулярный визитер. Обычно он более приветлив.

Мы подошли к входной двери, и я вошел, а Кинселла задержался на крыльце, очевидно, чтобы еще полюбоваться садом.

– Фантастические краски, – услышал я. – Невероятно!

– Мидж! – позвал я. – У нас гость.

Она появилась из соседней комнаты, вытирая руки посудным полотенцем, с вопросительной улыбкой на лице. Я указал на дверь, и Мидж выглянула.

– Хьюб! Вот приятная неожиданность!

– Смотрите, Мидж, – я принес вашему герою знак нашей признательности.

– Герою? А, вы имеете в виду его рыцарский подвиг сегодня утром.

(Не будучи великим молчальником, я счел инцидент достойным упоминания. Однако я ничего не сказал о словах преподобного Сиксмита про синерджистов, оставив это на завтра, когда он сам получше разъяснит их.)

– Он определенно спас наших сестер от серьезной неприятности. Они вернулись взволнованные и вовсю превозносили Майка.

– Эй, не стойте за порогом! – сказал я, чувствуя, что краснею. – Заходите.

Кинселла принял приглашение, но, мне показалось, неуверенно, как и раньше. Впрочем, может быть, правильнее сказать – осторожно, как купальщик заходит в воду, медленно и осмотрительно. Солнце село, в кухне стало темнее, чем обычно, и Кинселла не сразу привык к темноте, он несколько раз быстро моргнул, осматриваясь.

– Мы решили, что пора откупорить бутылку, – сказал я Мидж, и эта мысль, очевидно, ей понравилась.

– Я принесу стаканы, – сказала Мидж, подходя к буфету.

Она достала из ящика штопор и бросила мне, а сама опустилась на корточки у дверцы и вынула два стакана.